Понятно, что солнце ночами заходит. Но зачем же немедленно отдаваться мраку. Даже в полночь солярный глаз не закрыт. Он все запомнит и за все отомстит.
Эта "солнечная месть", это "напоминание о неизменности нордической Цельности", это болезненный и садический приказ пробудиться — и составляет сущность послания "черной литературы". Подлинной "черной литературы" — Майринка, Эверса, Лафкрафта, Оуена, Синьоля и, конечно, самого Жана Рэя, "мастера беспокойного присутствия".
— Евгений Всеволодович, вы так это точно сформулировали… В вашем тексте об инфернальной метафоре…
"Суть метафоры заключается в полной необъяснимости перехода одного в другое. Однако, есть метафора сакральная и есть метафора инфернальная. Сакральная метафора — формула посвящения. Хотя неофит и не может объяснить процесса, он, тем не менее, знает цель. Современный человек, для которого бытие потеряло принципиальный смысл, подозревает, что после смерти возможно "что-то будет", но уверен лишь в одном — в полной необъяснимости перехода. Инфернальность подобной метафоры предполагает тайну трансформации схематически известного в совершенно неизвестное. Здесь современная фантастическая беллетристика отличается от фольклора или классики. В сказках и легендах этнос потустороннего мира приблизительно известен: колдун к примеру знает, что ему необходимо превратиться в ликантропа, а не в кого-то еще. Ему внушено или доверено «имя», заклинание, действенный субстантив. Герои новой фантастики отравляются в потустороннее без компаса, без карт и путеводителей. И единственные их гиды поэтому — интуиция и страх. Жан Рэй относится к писателям, для которых объективная реальность только эпизод в фантастической вселенной."
Короткая эксцентрическая реприза в кабаре иллюзий… в Kabaret der Illusionen.
Тема моря, гигантских и безбрежных водных поверхностей преследует воображение Жана Рэя. Это тоже не случайно. Его эксцентричная интуиция тянется на Запад и на Юг, т. е. к тем ориентациям, которые в сакральной географии сопряжены с адом, с инфернальными мирами. Море, Атлантика, коррозийные воды Запада… Действие у Жана Рэя редко когда помещается в глубь материка, в пейзажи гор или равнин континентальной массы. Можно назвать его предпочтения — атлантическими симпатиями. Именно корабли и их обитатели, матросы, нищие, грубые, обездоленные, полностью оторванные от корней и домов, бродячие души становятся в центре инфернального столкновения с обратной стороной реальности.
В рассказе "Конец улицы" речь идет о странном корабле «Эндимионе». Корабль предельно уродлив. Полуяхта — полупараход. Он безобразно сделан и отвратительно выглядит. Его внешний вид оскорбляет воображение мореплавателя. Но команда у него еще мрачнее. Южно-американские каторжники, с лицами погруженными в ничто, рабы-индейцы, первертные сомнамбулы-матросы, гниющие от малярии, и зловещий капитан Ольтена. Жестокий по ту сторону всякой жестокости. Корабль окутан мрачной атмосферы отвратительной тайны и сверхъестественного порока. Но самое страшное, инфернальное сердце «Эндимиона» — пустая каюта, в которой поселяется невыносимо чудовищное, невыразимое, явно нечеловеческое присутствие.
Когда наивные каторжники, подозревая, что капитан Ольтена хранит там сокровища, отваживаются заглянуть туда — в эту пустую каюту — они вылетают оттуда подобно мешку с перемолотыми костями, распластываясь на палубе как гротескные чайки под звездным небом…
Они лежат на животе — на том, что было когда-то животом — но головы повернуты в обратную сторону — к звездам, к которым они взывают в кощунственном искаженным последним ужасом славословии…
Жан Рэй так говорит о скрытом кошмаре Океана:
"На земле призраки лишь стонут и выкрикивают глупости в полуночном ветре, но фантомы моря поднимаются на борт и тихо душат вас или выбивают последние остатки разума"… Фантомы моря, атлантистские миражи…
— Я понял, или мне кажется, что я понял…
Даже на берегу в конвульсивных порывах садистического чарльстона или в объятиях портовых девиц Бангкока в коротких платьях, вырывающих последние банкноты из черных ладоней сифилитичной команды не оставляет бродяг в покое морской призрак, фиолетовые огни «Эндимиона», удушающий зов ужаса из пустой — так ли она пуста — каюты… Тот конец улицы…
— Еще одна звезда потеряна на небе чьей-то любви…
— Тот, конец улицы. Вы знаете что там находится?
— Таверна у Джарвиса…
— Да, это отвратительный Джарвис…
— Особенно мерзок его китайский слуга — Фу Мань.
— Джарвис и Ольтена похоже как близнецы, тот же запах голландского табака, тот же не улыбающийся профиль, та же отеческая жестокость, торговца черными душами…
— Когда некуда идти, вы идете к Джарвису, к этой бойне душ, влекомые сгорбленным призраком вашей судьбы, мои братья по виски, братья по нищете… Вы растворяете последние остатки сознания в водах внутреннего ужаса…
Вы ведь знаете, что у Джарвиса всегда наливают бесплатно, вы можете там веселиться и петь сколько угодно, и никто не попросит у вас монету, тем более ее все равно нет. Но лучше бы туда никогда не появляться…
— Почему?
— Однажды когда все уже пьяны, а китаец Фу Мань все еще подливает и подливает вам крепчайшего виски, Джарвис делает резкий жест руками, его локти изгибаются как страшная стрелка, указующая на неведомый полюс… Это знак. Один из нас должен идти туда, к другому концу улицы… Все замолкают, мгновенно протрезвев от невыразимой тяжести догадки…
— А что там на том конце улицы?
— Тот самый ужасный корабль с фиолетовыми огнями ложного света, с отблесками сверхчеловеческой тоски, и… та самая каюта…
— Гули, земляные спруты, неслыханные вампиры, тайные монстры, населяющие леса Гайаны или Бразильского сертау… Вы намекаете, что нечто подобное скрывалось в пустой каюте "Эндимиона"?
— Нет, там было нечто иное, совершенно другой, фантастически чудовищный смысл…
— Так кто был в этой каюте?! Чем кончается "та сторона улицы"?!
— Эта улица без надежды, она хуже смерти… О, если бы смерть стала полным штилем! Но нет, для завсегдатаев таверны Джарвиса дорога простирается за занавес и, можете мне поверить, за занавесом ничего хорошего вас не ожидает.
— Я понял, или мне кажется, что я понял…
"Черная литература" Жана Рэя является литературой фатальной. Мы обречены на ее познание, на ее изучение, на ее проживание. Она черна, потому что правдива. Она пугает, потому что показывает вещи такими как они есть. Чем причудливее тревожные фантазии Жана Рэя, тем они убедительнее и достовернее.
Жан Рэй умер в 1964 году. Большой литературной известности он не получил. Это, в принципе, вполне естественно, ведь он описывал вещи, которые для одних представляются бульварным гротеском низкопробного магического триллера, а для других ничем не выделяющимся примером "черной иронии"…
"Аморальным" в наше время его признали бы свихнувшиеся бюргеры протестантского воспитания. В провинциальной Бельгии, в прочем, есть и такие…
Он умер, а ужас, принесенный им остался.
Этот ужас Рэй завещал, предпослал, навязал нам. Мы не свободны от него, как не свободны от мести дополнительного измерения, которое мы настолько восстановили против себя невниманием, пренебрежением, дурацким чванством жалких двуногих существ, возгордившихся пустой машинкой слабосильного рассудка, что заведомо разрушили всякую возможность к нормальному (хотя и невыносимо сложному даже в лучшие времена) диалогу… Теперь остается только ждать, когда Оld Ones вернутся…
Темная воронка мальстрема, океаническая бездна, наполненная мириадами маслянисто-плотских, плавниковоносных, массивных и скользких туш, агрессивное население несуществующей улицы, норы, забитые стрейгами и канавы, кишащие гоулами, весь этот этнос, вся ядовитая мощь, колышущихся от нехорошей жизни пейзажей — все они ждут своей секунды, методично прогрызая щели в нашем подсознании, в нашем восприятия, в осколках импрессий и ожоге интуиций. Тот, кто первым заметит зависшую в пустотной сердцевине мглы разящую опасность, кто первым ступит за запретную черту, кто первым скажет «да» Великому Ужасу, тот имеет шанс в решающий момент оказаться по ту сторону от груды бессильных жертв, внезапно понявших и вспомнивших ВСЕ под занесенным топором вздыбившегося ада…