Альтегин Егор
Финиш для лягушки
Он пришел в "Гранит" в неполные двадцать три, засветившись до того в молодежке. Пришел под Петра Бедарева, самого Бедарева, вратаря сборной, который "номер раз" или даже круче, который сам себе система координат, первее не бывает, и скамейка запасных для таких антураж стадиона, не более.
И сидел под ним как в окопе, вырытом с особым усердием, влип в лавку, как пчела в варенье, да контракт неплохой, и это делало метафору еще более уместной. Актер эпизода, "это "Гранит", парень, ты знал куда шел".
Не поспоришь, знал. Дублерский свитер дубел и въедался в кожу намертво и всерьез, пока не стал как панцирь - стамеской не отковырять. Усмехался, "трудно первые сто лет, потом привыкаешь", но шутка приедалась, а месяцы карьеры складывались в годы, которых у спортсмена не избыток.
Работать он умел. Более того, научился воспринимать тренировку, как вещь самодостаточную, а не прелюдию к игре, которой не будет, научился выкладываться в гулкой тишине тренировочных будней всем своими нерастраченным игроцким желанием. Ловить свои радости, когда в конце тренировки привычно стучит в висках и ноет колено, а тебе хорошо, и парни опять просят задержаться: поспорили на пенальти или кто положит больше с линии штрафной.
Он стал пожарным в городе несгораемых зданий, часовым заброшенного поста, персонажем ненаписанной пьесы. "Жестче", орет тренер на двухсторонке, и в тебя врезается вчерашний дублер, пыхтящий за шанс, которого у тебя не предвидится. И ты лежишь, хватая ртом воздух, и кто-то хлопает тебя по плечу, "все в порядке"? а ты все лежишь, ощущая себя не слишком новой деталью, которую слесарь-ремонтник носит с собой "так, на всякий случай".
У него не брали интервью, не узнавали в метро, даже комментаторы порой забывали его при читке протокола. В "Граните" он был незаметен как матрос на зебре. Менялись тренеры, иные не успевали запомнить в лицо и по имени, называя то Лешой, то Сашей. Жена перестала спрашивать про работу, сын уже не хвастался, что его папа вратарь самого "Гранита". Он играл в "предбаннике" Кубка России, в "товарняках" на предсезонке, а в чемпионате сыграл ровно один раз - в последнем матче сезона, когда основа уже праздновала золото.
Через два года решил уйти, но отговорили, дали новый контракт, "верим в тебя, ты часть нашей банды".
Потом еще два года. Заинтересовался крепкий середняк, по деньгам выходило ровно, советовался с друзьями, отмечали чей-то день рождения, но все только ржали - набрались уже, здорово набрались. Кто-то вспомнил анекдот "Как? Мне уйти из авиации?", а он чуть не полез в драку, выпил сдуру, а пить никогда не умел.... Дома жена гладила по голове и говорила, что из Москвы не хотелось бы, что ребенок только пошел в школу, что у него хороший контракт, другие и этого не добились.
"Чего - этого? Лучшее - враг хорошего, да? Идиотская присказка, отмазка для неудачников".
Но снова был сезон, и он снова и снова говорил себе, что "Черчесов сидел под Дасаевым, Уваров десять лет был на вторых ролях в "Динамо", оба дождались своего бабьего лета, которое оказалось запоздавшей весной, чем ты хуже?"
И продолжал пахать.
Отметил свой двадцать девятый день рождения, а неделей спустя Петра Бедарева сломали в совершенно рядовом матче, субтильный паренек въехал ему шипами в колено, это было на полгода, не меньше. Бедарева несли на носилках, а он бежал к воротам, натягивая перчатки, не размятый, с растрепанными ощущениями, слушая гул стадиона, который со скамейки, оказывается, звучит совсем не так.
Защитники напряглись и не пасовали назад, били в ауты, он орал, они огрызались. А потом влепили в ближний, а потом рикошет, заваливший его совсем в другую сторону, и мяч полз к ленточке как змея, а он только смотрел на него под угрюмое молчание своего стадиона.
Да, потом сыграл еще дважды, неплохо, да что там - хорошо сыграл, но на заявочном флажке клуб арендовал Шевченко, первого номера молодежки, и этот удар он не взял. Менялось не будущее, менялось прошлое, из всех этих семи лет работы тренажером для форвардов как-то вдруг выпустили смысл, словно воздух из проколотой шины.
"Вратарь не нападающий, его не выпускают на десять минут или на тайм, как в хоккее, успокойся и дыши носом". Такой вот аутотренинг.
И как-то само собой испарилось желание изматывающей тренировочной работы, которая держалась на сидящем внутри и вдруг неприятно покосившемся и захрустевшем стержне, стержне, который износился раньше, чем оба колена и переломанные пальцы.