За несколько часов пребывания становится ясно, что она пользуется уважением и восхищением работников и постоянных клиентов.
Ее невозможно не любить.
И чем старше она становится, тем больше напоминает ту женщину – роковую и неотразимую, которая достойна каждой толики обожания, которым ее осыпают.
Мужчины влюблялись в нее задолго до того, как я ее встретил.
Она никогда не использовала привлекательность в качестве оружия и не включала ее в полную силу. Если бы Сесилия это сделала, то за ней бы тянулась дорожка из разбитых сердец.
А мне бы пришел конец.
Сегодня я едва могу оторвать от нее взгляд после того, как долго ее отвергал. Только ее тело я познал до мельчайших подробностей, так затейливо вытравив из памяти.
Инстинктивно я до сих пор его помню.
Но она не знает, какой ее видят мужчины, те еще хищники. В основном из-за того, что большую часть своей жизни Сесилия чувствовала, будто недостойна любви. Когда я был предельно слаб, то подпитывал это нелепое представление, чтобы мы не сожрали друг друга заживо, но и в этом знатно облажался.
Я отвергал ее сердце, когда она умоляла меня его вернуть, вернуть к жизни.
Я не привык иметь дело с ревностью. Женщины в моей жизни не задерживались, в приоритете всегда была миссия. Пока из-за одной-единственной женщины не стало невозможным сбрасывать со счетов то, что в груди у меня таится сердце, желания которого могла утолить только она.
Эту жгучую ревность я познал только в день, когда стал свидетелем того, как сильно любили Сесилию Шон и Дом. И прочувствовав ее, я потерял контроль.
Через секунду я закрываю глаза и захлопываю крышку ноутбука.
Я сам подписался на сложности.
Я приехал сюда готовым к трудностям, готовым столкнуться и разобраться с невозможным, но усложняет все чувство вины.
Сейчас меня убивает напряженность. Ее нежелание даже взглянуть на меня.
Вспоминаю обрывки нашей вчерашней беседы на парковке. Черта с два примирюсь с обычным финалом. Этого мало. Хочу, чтобы она была счастлива. Хочу, чтобы мы обрели наш счастливый финал. К такому выводу прихожу, наблюдая за ее общением с посетителями кафе. Хочу, чтобы она улыбалась, думая о нас, прежде чем поприветствовать незнакомца.
Пойду на все, на что угодно, чтобы наш финал был безоблачным.
Мне мало просто быть вместе. Мы не станем этим довольствоваться.
И если Сесилия потеряла терпение, я дерзну ради нас.
В доме ее отца мы купались в блаженстве, были довольны жизнью вопреки обстоятельствам и подспудным угрозам мирному существованию. Вопреки пониманию, что мы были бомбой замедленного действия. Вопреки решениям.
Удовольствие даровалось нам легко. Тогда она могла на меня смотреть. А теперь избегает.
Резко встав, чтобы размять ноги, полный неисчерпаемой энергии, ем с салфетки и быстро отправляю сообщение с нового телефона.
«Это я».
Шон: «Кто „я”?»
«Смешно».
Шон: «Я передам этот номер команде».
Он начинает печатать сообщение и останавливается. Я замираю, прочитав эсэмэску от него.
Шон: «Как успехи?»
«А тебе не плевать?»
Шон: «Конечно, не плевать. Выкладывай».
«Она в порядке. У нее все хорошо. Действительно хорошо. Она купила кафе. Там мило. Как и у нее дома. Она занимается повседневной рутиной».
Шон: «Это я и так знаю. А ты?»
Снова читаю сообщение. Этого вопроса я не ожидал. Когда он – поправочка – когда Тесса пригласила меня к ним на свадьбу, я решил, что, возможно, мы сможем восстановить наши отношения, но даже тогда все было по-старому. В день похорон Дома он смотрел на меня так, словно ненавидел. И я знал, что Шон меня ненавидит. Примирение, которое он предлагал, казалось таким же чуждым, как и мое положение в новой жизни. Я завишу от людей, которым причинил боль.
И я хочу тут быть.
Но это охренеть как отстойно.
Когда я обратился к Шону, чтобы помог отыскать Сесилию, то почувствовал с его стороны небольшую уступку. Все эти годы я остро ощущал его отсутствие. Убедил себя, что наше общее дело – единственная причина, почему мы еще принимаем участие в жизни друг друга вопреки нашему прошлому. Но сейчас чувствую надежду. Возможно, все изменилось.
«Тебе и впрямь интересно?»
Шон: «Иначе я бы не спросил, мужик. Насколько все плохо?»