Валерий Петрович Брусков
Финиш
Великие приключения происходят от малых причин.
Восстановление сознания на этот раз проходило как-то слишком уж заторможено, и иногда даже слегка болезненно, с судорогами и покалываниями, пока в какой-то значимый для его реабилитации момент Трегубов не понял, что что-то идёт не так…
Он многократно погружался в анабиоз и выходил из него, поэтому давно научился отличать плавную программную реанимацию от аварийной армейской побудки.
Сегодня всё было каким-то особенным. Не первым и не вторым…
А что может быть третьим и средним? Что-то непредвиденное и непредсказуемое? Если так, тогда лишь тремя вариантами, скорее всего, уже не отделаться…
Слегка успокаивало отсутствие людской суматохи вокруг, и испуганного воя корабельных сирен. ЭТО не катастрофично, но, тем или иным, — тревожно. Во всяком случае, ПОКА…
Трегубов расслаблено лежал в своём криогенном саркофаге, чувствуя, как ему в тело впрыскиваются восстанавливающие коктейли. Консервирующая жидкость, заполнявшая персональную капсулу капитана корабля, медленно уходила из него, а по коже перемороженного анабиозом тела проходили всё более частые волны согревающего воздуха.
Он пробно сокращал мышцы торса, рук и ног, удовлетворяясь тем, что с каждым разом у него это получается всё лучше и лучше. Было ещё нельзя, но уже зачаточно хотелось вылезть из своей многолетней консервной банки, и слегка побегать. Хотя бы, по своей каюте…
Трегубов открыл глаза, понимая, что те, кто сейчас за ним наблюдают, заметят это.
…— Как вы, капитан?.. — услышал он по корабельному селектору голос Светлова.
— Слушать уже могу и даже со смыслом, а вот что-то делать — пока не уверен…
— Да делать, собственно, уже ничего и не нужно, капитан… Всё сделали за нас… Сделалось…
— Что-то случилось?..
— Да уж, основательно и окончательно-бесповоротно произошло, Евгений Александрович… Невообразимо… И нам сообща придётся со всем этим как-то разбираться…
— Как я понимаю, корабль не в аварийном состоянии?..
— С кораблём и теми, кто находится в нём, всё просто идеально. Даже на удивление, глядя… Чего не совсем скажешь о том, что творится за его пределами…
— Странный у нас какой-то разговор… — напряжённо сказал Трегубов. — На грани Добра и Зла… Мы ещё слегка живы, но уже почти — нет…
— Всё гораздо глубже… — как-то глухо почти выдавил из себя Светлов. — И бездоннее…
— Ждите, я скоро приду! — почти привычно жёстко сказал Трегубов. — Разбираться и с кораблём, и с вами — тоже! Что-то вы мне сегодня не нравитесь! Все!..
— Нет необходимости никуда спешить, Евгений Александрович. Некуда уже… Лучше я приду к вам с нужными подборками материалов. Когда прикажете?
— Думаю, через час буду вполне готов встретить гостей.
— На том и порешим! Вам пока противопоказана высокая активность, поэтому я приду один с текущей информацией, а потом вы придёте и возглавите управление кораблём.
— Жду!..
— Вы пока не лезьте в информационный блок, Евгения Александрович… — простительным тоном сказал Светлов.
— Это ещё почему?.. Это что, запрет?! Кому — мне?!!
— Нет, это совет… Электронные системы корабля, выражаясь фигурально и психологически, в истериках, и они могут повлиять на ваше, ещё не восстановившееся после анабиоза восприятие самым негативным образом. Обобщённая информация о произошедшем пока только в головах у нас, членов экипажа. Ею я с вами и поделюсь лично, и мне вы сможете задать вопросы, на которые я хотя бы попытаюсь ответить. Внятно…
— Увертюра, прямо скажем…
— Что есть, то есть, Евгений Александрович… Мягче в сложившейся ситуации ну никак не получается…
— Приходите и приносите всё самое жёсткое!
Трегубов чувствовал себя уже во вполне приличной форме, но понимал, что следует соблюдать канонические инструкции врачей, взятые ими не с потолка морга…
Он ещё минут пятнадцать недвижно полежал, потом плавно сел в уже пустом и высохшем саркофаге, спустил с него ноги, держась обеими руками за специальные поручни, сполз на пол своей каюты, пробуя отвыкшие от всего природные устройства для ходьбы, потом отпустил поручни, и сделал первый шаг к креслу, и висевшей над ним на вешалке одежде.
Получилось очень даже неплохо, что Трегубова воодушевило. Подстраховываясь поручнями на стене, он добрался до вешалки, оделся в полётный костюм, и сел в кресло передохнуть.
На это ушло ещё минут десять, которые Трегубов потратил и на то, чтобы выпить тоник из вместительного пакета, заботливо оставленного ему другими на столике рядом с креслом.