Выбрать главу

Ее горло сжалось, даже когда ярость наполнила вены. Да, фонд ее бабушки. Ее любимая бабушка так и не вышла замуж и жалела об этом всю жизнь, поэтому она позаботилась о том, чтобы внучка не повторила ее ошибку и нашла себе спутника жизни. Она оставила несколько старых семейных реликвий с оговоркой, что Зефир должна выйти замуж до своего двадцать девятого дня рождения, чтобы получить доступ к ним.

Зефир не была наемницей и не слишком заботилась о деньгах, чтобы выходить замуж. Но семейные реликвии принадлежали ее отцу уже более пяти поколений, и коварная старушка знала, что ее мать скорее выдаст ее замуж под дулом пистолета, чем позволит чему-то столь ценному для их наследия отправиться на благотворительность. Алек стал находкой. Она была девушкой из среднего класса, а он был симпатичным мужчиной, происходил из денежной семьи и имел влияние в городе. Она любила своих родителей, они любили ее, и она не могла отрицать, что, увидев анкету Алека, они почувствовали большее удовлетворение от своих отношений. Побочным преимуществом был доступ к фонду ее бабушки. Пожалуй, это единственная причина, по которой она рассматривала возможность остепениться с ним.

— И давай посмотрим правде в глаза, Зи, — продолжал Алек с мягкой, почти умиротворяющей улыбкой, которая выглядела бы неплохо, если бы она не хотела смахнуть ее с его лица, — Ты не получишь лучшего предложения. Ты не такая красавица, как твоя сестра. Найти богатого, влиятельного мужа, как я, редкая возможность для тебя.

Дерзость этого человека действительно поразила ее. Он не просил прощения, на его лице не было ни капли раскаяния или стыда. И, как истинный нарцисс, он перевел все на нее и ее так называемую неадекватность и попытался заставить ее почувствовать себя неуверенно рядом с ее собственной сестрой. Это была, возможно, самая глупая вещь, которую он пытался сделать. Ее сестра была ее лучшей подругой, ее внешняя красота не составляла и половины ее внутренней красоты. Она любила Зен и гордилась ею каждый день. Пытаться вбить клин между ними было идиотизмом.

Сзади раздался громкий звонок, и она повернулась, чтобы увидеть, что бой закончился, зверь явно был победителем, так как отошел в угол, разговаривая с каким-то лысым человеком. Она посмотрела на его спину, испещренную шрамами, и задалась вопросом, что с ним случилось.

Повернувшись, чтобы в последний раз посмотреть в лицо своему бывшему, она подошла ближе и похлопала его по груди.

— Мы закончили, Алек, — объявила она, когда толпа медленно направилась в противоположную сторону зала. — Я бы вышла замуж за кого угодно, только не за тебя.

Он усмехнулся.

— Ты сумасшедшая.

Зефир улыбнулась. Наконец-то он сказал что-то правильное.

— Да. Я также была лучшим, что у тебя было. Теперь иди и трахай всех, кого хочешь. Я знаю, что я лучшая.

Прежде чем он успел сказать еще хоть слово, она повернулась, ее цель была направлена на массивную спину, обтянутую черной футболкой.

Пробиваясь сквозь толпу, она знала, что Алек наблюдает за ней, и, направляясь в ту сторону, куда она шла, она чувствовала на себе взгляды остальных.

И все это не имело значения, потому что если это он, если она нашла его через десять лет…

Она должна знать. Ей нужно знать. К черту всех остальных.

Она находилась почти в трех метрах от монстра и человека, с которым он разговаривал, когда увидела, как напряглись мышцы его спины, как он повернул шею, смотря на нее одним золотым глазом.

Жидким, расплавленным золотом.

Золотом, от которого когда-то стыли вены.

Он.

Ее шаг замедлился на долю секунды.

Теперь он был больше, более устрашающим, и не только из-за его огромных размеров. А в том, как уродливый шрам прорезал его от линии роста волос, над отсутствующим глазом, через щеку и вниз к уголку губ, исчезая под короткой бородой. Он носил кожаную повязку на глазу и все равно ощущал кого-то в своем личном пространстве, прежде чем тот заявлял о себе. В этом единственном взгляде было больше силы, чем во всем теле людей. Он не утратил этого и с правым глазом.

Его лицо не выражало ничего, никакого узнавания. Это из-за волос? Тогда она оставалась блондинкой, и за прошедшее время она определенно приобрела некоторые изгибы. Но неужели она действительно стала настолько неузнаваемой? Она находилась совершенно не в своей тарелке, но уже прыгнула с борта, и, черт, не собиралась плыть.

Вдохнув полной грудью, она сократила расстояние между ними, даже когда он наблюдал за ней, как ястреб, и прыгнула.

Его руки инстинктивно поймали ее, когда она обхватила ногами его талию, а руками его плечи. Он был тверд, неподвижен и держал ее с такой легкостью, какой она никогда не испытывала за последнее десятилетие.