Грустно тяжко было мне всю дорогу. Потарапливаться богиня ведь велела. Да не от меня уж быстрота зависит. Извелася вся, пока прибыли мы на землю Живы.
А когда ступила на землю, так и ноги держать перестали, словно на землю родимую попала я. В небесах птицы летают, песни поют, вдохнула полной грудью да пошла к терему. Вышла девица-красавица навстречу мне. Поздоровалась, расплакалась.
Успокоила меня девица, накормила, напоила да спать хотела уложить. А я вновь в слёзы, и слово молвить не могу. Сердце от боли разрывается. Позвала девица мужа своего.
- Здравствуй, красавица. Пойдём, милая.
Отвёл меня к колеснице своей, а жена его подарила мне золотое пялечко с иголочкой, что сама вышивает.
Оказалось, что это сам Даждьбог везёт меня в путь дальний. Супруга его подарила мне подарок сей, Жива. Забрал у меня Тарх Перунович последний хлеб перед вылетом, привёз на землю дальнюю, тёмную. Холод сквозь душу продирает всё. Аж поёжилась вся.
- Женился твой Сокол недавно. Не переживай, ты справишься. Иди, милая. Отдай мне только последнюю пару башмаков.
Забрал у меня и харчи да одежку. Осталась лишь сумка с подарками.
- Так надобно. Иди да верь в любовь. И ещё, забудь про силу ты свою, пока Сокола не вернёшь. А как пробудится, тогда и вспомнишь.
Подарил мне ленточку. Огляделась я вокруг - ничего не видать. На земле ночь тёмная. И пошла я, куда сердце подсказывало. Уж не знаю, сколько шла я, а потом в небесах увидела сокола. Сапоги уж износилися, рубаха порвалася вся. И упала я, не в силах дальше идти. Лишь глядела я на своего любимого.
Долго он летал, уж и солнце к закату близится. А сил нет подняться. Так и спала на сей земле. Хорошо, что не сильно холодно было.
Переночевала, а на утро продолжила путь. Переплела волосы в одну косу, а сороку убрала в торбу свою. А тут и дом добротный увидала. Хозяйка была чуть смуглая, с волосами тёмными, да очами словно тьма. Да мне уж ничего не страшно было.
- Здравствуй, девица, - поклонилась ей. - А не нужна ли вам, - подбираю слова, и в ум приходит слово чуждое, - работница? Мне бы за хлеб да одежку-обувку поработать бы.
- А умеешь ли ты траву обрабатывать, прясть да ткать, вышивать, стряпать?
- Да, умею, без матушки жила, всё научилася.
Хозяйка хмыкнула да взяла меня в работницы. Странно, но в доме люду было много, только словно души в людях не было, а хозяйка сама лишь сидела за столом, да глаз с меня не сводила. Поставила я торбу свою с краюшку, а сама возиться по дому начала.
А когда обед сварился, тут влетел сокол в горницу да ударился оземь, моим суженым оборачиваясь. Не подала я виду. Лишь за столом прислуживала молча да поглядывала на него. Исхудал он, словно голодал, борода старит его, седая вся. На главе тоже седина поблёскивает. А очи уже не синие, голубые лишь, словно небо родное.
Опустила взгляд да больше не могла глядеть, сердце кровью обливалося.
А в суме моей копался кто-то. Да вряд ли что найти там можно, зачарована она ведь, лишь для меня сделана.
Покушали хозяева, да Сокол вновь соколом оборотился да улетел.
К вечеру я управилась, села вышивать. А пальцы не гнутся. Вспомнила я тогда про подарок Живи. Достала его, иголочка сама вышивает, что мне представляется. Увидала хозяйка, просит поменять на что-то.
- Не могу, извини, мне подарок одна добрая женщина подарила.
Долго меня упрашивала, предлагала что хочешь сделать!
- Ну скажи, что ты хочешь?
Сглотнула я, не могу я просить того, что хочу.
- Что мне ещё сделать?
- А кому ты вышиваешь?
- Своему суженому. Авось встретимся когда.
- Тоскуешь по нему? - кивнула я. - А хочешь, можешь у мужа моего комаров отгонять?
Пожала я плечами да кивнула.
Вечером Сокол мой прилетел, за столом опять прислуживала им, а потом когда хозяин спать лёг, в верхней горенке, позвала меня хозяйка комаров отгонять.
- Сокол мой, суженый мой, ты встань, пробудись, это я к тебе пришла, семь пар железных сапог износила, семь железных хлебов изгладала.
Да спит только он беспробудным сном. Слёзы я вытираю, чтоб не упала какая на его чело.
Плакала, уж и слёзы закончились. Солнце светает. Вставать пора, а я ещё и не сомкнула очей.
Поцеловала любимого на прощание да вышла.
Стала хлеб замешивать, по дому возиться.
А там уж и хозяйка встала.
- Что-то ты неважно выглядишь.
- Так комаров отгоняла всю ночь!
Хозяйка хмыкнула. А я ей принесла золотое пялечко.
- На, возьми. Знаю, что сердце у тебя доброе. Что сжалилась надо мной, да мужу дала своему прислуживать. Благодаствую.
Взяла девица, одарила меня непонимающим взглядом.
Весь день вновь в трудах вся да заботах. Очи уж слипаются. Села на скамейку близ дома.
Достала блюдечко с яичком. Катаю яичко по блюдечку. Увидала хозяйка, стала просить.
- Возьми, девица, коли мил сердцу подарок мой.
А темноглазая взяла подарок да сама предложила мне вновь от мужа своего комаров отгонять. Как вот можно мужа своего отдавать? Да даже комаров отгонять, никому б я не позволила.
Прислуживаю за ужином, гляжу на своего Соколика, да не узнаёт он меня, даже не глядит в мою сторону. Сердце кровью обливается, руки долу опускаются. Очи слипаются.
Хозяйка меня взглядом окинула и велела идти мух от мужа отгонять, как Соколик ушёл спать.
А я и слова молвить не могу уже. Слёзы беззвучно катятся, прикоснулась я к нему, и заснула. На утро третьи петухи пропели, подскочила я да бегом на кухню.
На третий вечер достала я золотую прялку. Пряду да пою песню грустную, тоскливую. Нить золотая сама появляется и на веретено наматывается.
Увидала хозяйка, вновь просит. Отдала я ей. А по щекам слёзы текут. Смилостивилась девица, предложила вновь мух от Сокола отгонять. Согласилась я и на третью ночь.
Вошла к своему Соколику. А ноги и не несут вовсе. Кое-как по стеночке добралась я до ложа мужа своего. Присела рядышком, слёзы текут в два ручья. Уж не сдерживаю их, раньше ловила ведь. Может и зря. Зачем ловила, чтоб не будили они? Но ведь бужу я суженого.
Подбираю я слова мысленно, просто так бросать их на ветер сил уж нет.
Как там говорила мне одна из богинь, Карна-бабушка: слабой будь? Но если я совсем раскисну, пробудит ли это ото сна моего любимого? Что мне делать? Как провести эту грань между слабостью и отчаяньем?
- Встань, мой суженый! Пробудись от навязанного сна! Пусть очи твои видят, пусть уши твои слышат, пусть сердце твоё любит! - проглотила комок, что застрял в горле. Голос едва слушался, с трудом подавила рыдания. - Почувствуй всё вокруг, не дай злу покорить себя! Ты не одинок! Ты есть я, а я есть ты! Твоя любовь - моя любовь, моя любовь - твоя любовь! Моя жизнь - твоя жизнь! Люблю тебя, Сокол мой! Ты нужен мне, любимый! Ещё одной ночи я не вынесу!
И сердце бешено стучит и болью отдаёт. Отгоняю из последних сил всю свою боль, стараясь подавить отчаяние. Я люблю, и лишь моя любовь может пробудить тебя, муж мой. И я запела в полголоса, сквозь слёзы, и с каждым словом всё больше чувствовала свою любовь к нему, в песне передавая шум листьев, порыв ветра, щебетание птиц, вспоминая как мы познакомились, как держались за руки, когда гуляли вместе. И крик сокола, падающего вниз! И отпускаю эти чувства разлившимся морем вокруг. А слёзы текут и падают на веко любимого, поворачиваю резко голову, и слеза падает на его грудь, под которой бъётся сердце! Ощущаю его удары, и сливается гул в единый стук, два любящих сердца, стучащих вместе.