Мы обогнали колонну военных грузовиков, растянувшуюся почти на километр. Перемещения войск производились неспешно, с обычной нордической дисциплинированностью. Когда мы поравнялись с головной машиной, странный звук заставил нас оглянуться. Повернув голову назад, мы увидели, как экипажи покидают свои автомобили и, набросив свои белые накидки, бегут от дороги, чтобы укрыться под деревьями; подняв глаза, мы увидели группу советских самолетов, выбравших автоколонну в качестве своей мишени. Мы быстро отъехали подальше от головного грузовика; шофер остановил машину на обочине, и мы, надев свои накидки, в свою очередь бросились в снег, чтобы укрыться в нем. Между делом я успел посмотреть на самолеты. Они шли вдоль линии дороги, потом начали пикировать, чтобы сбросить бомбы. Во Франции мы ничего такого еще не видели, и у меня возникло ощущение, что пилот целится в меня персонально. Понимаю, что это глупо, но кто может отвечать за мимолетные ощущения? Не думая больше об этом, я растянулся на снегу, под деревьями.
Самолеты пролетели. На первый взгляд, колонна не сильно пострадала. Мы же потеряли лишь время.
Ну, вот и Турку; мы не стали делать в нем остановку. Морская база Наантали расположена в нескольких километрах от города; так же, как, например, база Сален д’Йер находится на некотором расстоянии от Тулона.
Выехав из Турку, мы снова попали в сельскую местность. Но какой контраст, какой печальный контраст! С одной стороны, в городе полуразрушенные обугленные дома, превращенные воздушными бомбардировками в руины. А в нескольких шагах, вдоль побережья, леса, искрящиеся под солнцем, замерзшие озера, на которых черными пятнами выделяются севшие там вороны, и снег, снег всюду, куда достает взгляд, снег, скрипевший под ногами, когда мы немного прошлись пешком, и на котором играли розовые отблески.
Наантали. Два сторожевика береговой охраны, пришвартованные у пристани, окружены ледяной коркой и снежными сугробами, неизбежными в это время года, и стоят неподвижно возле укутанных снегом деревьев. Они носят полные для посвященных смысла имена «Вяйнемяйнен» и «Ильмаринен» в честь двух великанов из «Калевалы». Этот эпос напоминает «Песнь о Роланде» или цикл о рыцарях Круглого стола. Два великана, постоянные персонажи фольклора, являются воплощениями народного характера, льстящими национальному, даже националистическому чувству финнов, гордящихся тем, что могут показать этническим шведам, долгое время бывшим в этой стране завоевателями, захватчиками и господами, что скандинавские саги не являются в Финляндии единственным культурным наследием.
Я поднялся на палубу «Вяйнемяйнена», отдав честь национальному финскому флагу с синим крестом на белом фоне и ощущая радость, которую, несмотря на двадцать пять лет флотской службы, всегда испытываю, поднимаясь на борт боевого корабля и окунаясь в знакомую атмосферу, одинаковую и на этом иностранном сторожевике, и на крейсере, который я недавно покинул в Бресте. Привычный приятный запах канатов, краски, вымытых палуб. Привычные мне мелкие заботы вахтенного офицера, мичмана, отвечающего за шлюпки, или боцмана, к которому обращаешься с вопросом. Классическая обстановка каюты капитана. Прекрасная и здоровая традиция военного флота.
Но у меня были заботы поважнее воспоминаний и эмоций. Эти корабли, их экипажи находились постоянно на посту, в карауле, а иногда и вступая в бой. Боевую тревогу объявляли ежедневно.
Накануне советские самолеты поставили мины у входа в канал, где на море совсем тонкий лед. Каждая мина, подвешенная к системе из нескольких парашютов, раскрывающихся один за другим, на малой скорости вошла в соприкосновение с поверхностью моря и погрузилась под воду. К счастью для финнов, такие операции не слишком часты, поэтому засечь минное поле относительно легко. Прямо перед нашим приездом завершилось траление, и парашютную систему собирались отправить в Хельсинки, чтобы выставить на обозрение публики. Парашюты выглядели совершенно безобидно и напоминали какую-то странную игрушку для взрослых детей из нового мира.
Все эти постановки мин, их выявление и траление не ставили противников лицом к лицу. В крайнем случае, на перехват советских самолетов поднимались истребители, но чаще всего они прилетали слишком поздно, когда мины уже успевали погрузиться в воду. А вот налеты бомбардировщиков на флот или на город сводили корабли и самолеты в прямой схватке.
Утром объявлялась воздушная тревога, но при бомбежке пострадал только город Турку. Очевидно, это были те самолеты, что обогнали нас на дороге. Так бывало не всегда, и в дело вступала корабельная противовоздушная артиллерия. Капитан корабля рассказал мне о достигнутых результатах, они показались мне поразительными: количество сбитых самолетов превышало привычные для меня нормы. Это при том, что ПВО нашего флота располагает на крупных кораблях превосходными орудиями, скорострельными и точными, и обслуживающие их расчеты хорошо подготовлены. К сожалению, таких орудий слишком мало, и плотность огня недостаточная. Я убедился в этом, посещая корабли и осматривая зенитное вооружение. Пушки «Бофорс» ничем не превосходили наши, но они были установлены повсюду. Корабль ощетинился направленными в небо орудийными стволами, в изобилии обеспеченными боеприпасами и готовыми создать и поддерживать подвижный воздушный заслон, о который споткнется атакующий. Я был поражен этой простой, в некоторых отношениях даже рудиментарной, но эффективной военной организацией. Это стало для нас серьезным уроком, и я намеревался сразу по возвращении в Хельсинки изложить его как в официальном рапорте, так и в частном письме своему бывшему командиру.