Значит, надо было работать и ограничивать себя.
Работа?
Ее хватало на всех, для людей всех специальностей: предстояло залечивать раны, восстанавливать экономику, а еще была не высказываемая вслух, но остро ощущаемая необходимость быть наготове, чтобы, если представится возможность, возобновить войну и, как знать, вернуть отнятое 13 марта.
Работать? Каждый был к этому готов. Каждый готов был ограничивать себя, добровольно или нет, потому что были введены карточки на продовольствие; мало-помалу снабжение продуктами питания было установлено, регламентировано, упорядочено, как позднее будет сделано во всех воюющих странах. Вернулись различные заменители натуральных продуктов, «эрзацы», о которых с 1918 года никто не слышал, и одновременно стали редкими продукты, которые для многих являлись первой необходимостью, например, кофе, заменяемый с большим или меньшим успехом жареными желудями. Финляндия не имела больше финансовых ресурсов для крупных закупок за границей, а морские коммуникации вне Балтики стали ненадежными как из-за подводной войны, так и из-за установленной союзниками морской блокады Германии. Единственным возможным источником поставок для Финляндии была ее соседка Швеция! К тому же требовалась валюта…
Весьма немногочисленные частные лица, поддерживавшие связи со Швецией, могли время от времени привозить некоторое количество дефицитных продуктов для своей семьи, но это была капля в море. Дипломатический корпус жил почти в таком же режиме, как все. Поэтому, когда, съездив по служебной надобности в Стокгольм, я вернулся с ветчиной, которую презентовал французскому послу, презент был принят с большой благодарностью.
В целом, широкие слои населения, благодаря развитому чувству гражданственности, приняли введенные ограничения без недовольства; они были спокойны и молчаливы, вместе с тем стараясь восстановить тот ритм жизни, который существовал до 30 ноября 1939 года.
Национальным символом Финляндии является сауна, ныне известная по всему миру. В саунах не переставали париться и во время войны, но после заключения мира в них стали ходить еще чаще. «Ко всему прочему, – поведал мне Алексеев, – это прекрасное средство восстановиться после обильных возлияний: очень хорошо приводит в форму». Не знаю, не может ли эта практика стать причиной сердечных приступов, но, похоже, никого это не заботит. Зимой и летом пребывание в душной комнате сопровождалось непременным ритуалом: парящийся, или парящаяся, нырял зимой в снег, а летом в бассейн или озеро, всегда в голом виде; только тогда обряд – а это был именно обряд – бывал совершен в полной мере!
Город постепенно приобретал свой обычный вид, что выражалось в возвращении великолепного ночного освещения. Вернулись коммерсанты, которых война разбросала по армиям, и, наверное, самым зримым проявлением возвращения к мирной жизни стало возобновление работы живописного рынка метел на портовой набережной.
В сельской местности слой снега был еще толстым, но страх перед бомбежками ушел, и снова груженные дровами сани, запряженные крепкими финскими лошадками, сновали между покрашенными в яркие цвета домиками с наружными лестницами, ведущими на чердак и в сауну.
Жизнь продолжалась, мир, казалось, вернулся.
Однако союзники и немцы готовились к операции в Скандинавии, и я получил приказ оставаться на месте. Воспользовавшись передышкой, я по телефону или письменно связался со своими коллегами в Норвегии, Швеции и Эстонии. Наша связь была делом важным и полезным.
Также я постарался получше узнать страну и использовал каждую возможность, либо один, либо вместе с послом, попутешествовать по ней, не забираясь все же слишком далеко. Мало-помалу я изучил побережье Финского залива и район озер. Это Лохья с ее прекрасной церковью, снаружи напоминающей высокий амбар с крышей углом, но имеющая внутреннее убранство в романо-готическом стиле и прекрасные фрески, изображающие сцены из Библии, Евангелия и Золотой Легенды. Это Ловиса, провинциальный городок, каких много на Восточно-Европейской равнине, с его музеем, где собраны наивные и трогательные экспонаты. Это Лёво в архипелаге, это Нурмиярви в районе бесчисленных озер в центре. В другой раз, возвращаясь из Стокгольма, я проехал через Пори (бывший Бьёрнеборг) на Ботническом заливе, где крестьянки в ярких костюмах работали на свежевспаханных полях.
В городе жителей, хоть и переживавших горечь поражения, настойчиво обдувал ветер развлечений; возобновились спектакли в театрах, кинозалы были полны публикой, на концертах выступали оркестры, почти полностью восстановившие свой состав. Дипломатический корпус вернулся из Гранкуллы, и финны стали по отношению к нам приветливее. Они изощрялись в том, чтобы сделать нам приятное и лучше познакомить со своей культурой. В Хельсинки и Турку работали франко-финляндские кружки, где нас всегда ждал радушный прием. Мы с послом посетили мастерскую великого скульптора Аалтонена, чей талант намного больше его известности. Снова устраивались приемы. Самым оригинальным был данный посольством СССР, на который, помимо финских официальных лиц, были приглашены все аккредитованные в Хельсинки дипломаты, без учета того, какие государства они представляют; таким образом, британцы и немцы оказались лицом к лицу, что было, по меньшей мере, неловко, учитывая состояние войны между их странами, о чем советская сторона, возможно, не подумала. Для нее главным был мир, и она больше думала о восстановлении здания посольства, частично разрушенного советской же авиацией, нежели о соблюдении протокола.