24 августа был подписан советско-германский пакт; несколько дней спустя разразилась война между Францией, Великобританией и Германией. Польша была разделена, но СССР 17 сентября взял на себя обязательство уважать финский нейтралитет. Однако Финляндию это не успокоило. Генерал Игнатиус вновь выразил разочарование германскими аппетитами, а г-н Хакцель, финский дипломат и государственный деятель, сделал такое тревожное заявление: «Никогда нельзя давать незаполненный подписанный чек славянину».
Тем временем ситуация на Балтике осложнилась. 18 сентября польская подводная лодка «Орзель», укрывшаяся в Таллине, сбежала оттуда и вышла в открытое море, тогда как по международным правилам эстонские власти должны были ее разоружить и интернировать. СССР заявил протест; он выставил морские и воздушные патрули для наблюдения за Эстонией, а заодно и Латвией. Параллельно, по случаю ведения торговых переговоров, он заключил с Эстонией пакт о взаимопомощи, выразив готовность предоставить ей вооруженную силу взамен предоставления в его распоряжение морских баз на Озеле, Даго и в Палдиски (г. Балтийский порт). Мало-помалу, откусывая от своей жертвы по небольшому кусочку, он водворился в Таллине, ввел туда пехотную дивизию, танковую бригаду и авиационную бригаду. Точно так же он действовал в Латвии и Литве.
Итак, в начале октября Советский Союз, формально соблюдая фикцию независимости трех Прибалтийских республик, оккупировал их главные центры, их военные и морские базы. Он прочно укрепился на восточном побережье Балтики и господствовал в южной части Финского залива. Перед ним осталась одна Финляндия; пришел ее час.
Она это очень хорошо чувствовала, потому что 5 октября Кремль попросил ее прислать в Москву представителя, уполномоченного обсудить проблемы, созданные начавшейся войной. Тон резко отличался от предыдущих бесед: он был почти приказным.
В Москву отправился видный политический деятель Паасикиви, прекрасный знаток России; в возглавляемую им делегацию входил полковник Паасонен. Содержание данных им инструкций было четким: нейтралитет, никаких изменений границы, никакого пакта о взаимопомощи. В самом крайнем случае уступка нескольких островов в обмен на территориальную компенсацию.
Но 12 октября Сталин и Молотов вновь завели разговор о пресловутом пакте, заключать который Хельсинки ни за что не желал. Прием сработал с Прибалтийскими республиками, почему бы не повторить его с Финляндией. Натолкнувшись на упорный отказ финской делегации, советская сторона изменила тактику. Она отказалась от идеи заключения полномасштабного договора о взаимопомощи и предложила взамен ограниченный договор, имеющий целью закрытие входа в Финский залив. При этом она раскрыла свои позиции и выложила список требований к финнам:
– уступка в аренду на тридцать лет Ханко и создание в этом порту советской военно-морской базы;
– уступка Суурсаари и острова Койвисто;
– уступка 70-километровой полосы на Карельском перешейке и разрушение укреплений на этом перешейке;
– уступка восточной части полуострова Рыбачий на Ледовитом океане.
В качестве компенсации Финляндия получила бы в Карелии округа Репола и Пораярви.
В случае согласия СССР снимал возражения против вооружения Аландских островов, но только одной Финляндией.
Ответ финской стороны был краток, но породил длительные дискуссии.
Во-первых, никакого пакта.
Во-вторых, полуостров Рыбачий не будет уступлен, так как это создало бы угрозу Петсамо – единственному незамерзающему финскому порту. То же самое в отношении передвижки границы в Карелии, поскольку такая передвижка повлекла бы за собой, помимо прочего, утрату Иматрского водопада – источника энергии, питающей юг Финляндии. Паасикиви делал упор на экономические аспекты, в то время как Сталин беспокоился о безопасности Ленинграда, что показывают следующие слова[13]:
Паасикиви: «Линия границы (на перешейке), предложенная вашим командованием, невозможна для нашей экономики».
Сталин: «Военные никогда не мыслят в экономических категориях».
Военный аспект доминировал. Сталин твердо заявил, что хочет обеспечить безопасность Финского залива, перекрыв вход в него от Балтийского порта до Ханко. Могут напасть Великобритания или Германия, говорил он; воспоминания о наступлении Юденича, которого удалось остановить только под самым Петроградом, еще живы. Отчуждение части национальной территории не должно тревожить финнов, можно привести примеры Гибралтара и проданной царским правительством Соединенным Штатам Аляски. Когда ему возразили, напомнив о недавнем разделе Польши, он заявил: