Руссоистская идеологема, на первый взгляд, абсолютно противоречила наставлениям Лейбница, отвергая примат рассудка и даже ставя под сомнение саму науку. Однако, выдвигая на первый план простые народные чувства, Ж.-Ж. Руссо сохранил в своих философских рассуждениях не только общую просветительскую направленность, но и развил теорию разумного преобразования современного ему общества путем обращения к глубинам истории, где таится «золотое детство» человечества — век равенства и справедливости. Идеализация древности сопрягается у Руссо с распространенным тогда представлением о существовании «добродетельного дикаря», поиски которого он вел на самых отдаленных и недавно открытых землях, в известной степени стимулируя этнографические интересы своих читателей и почитателей. Как писал Б. Андерсон, благодаря трудам Руссо и других светил Просвещения «...появилась возможность мыслить Европу как всего лишь одну из множества цивилизаций, причем не обязательно Избранную или лучшую». Созданный идеями Руссо и пером Вольтера «Простодушный», не пытавшийся никому ничего доказать и тем более навязать, воспитанный простой органичной жизнью, прямо противостоял как феодальному прошлому человечества, так и буржуазному будущему. Кроме того, Руссо своими трудами способствовал утверждению национального самосознания европейских народов, может быть, ранее других осознав, что невозможно искренне любить свое, отвергая и презирая чужое.
Радикализм позднего европейского Просвещения воплотился в работах И.Г. Гердера, в особенности в его учении о народе как подлинном творце духовных и материальных ценностей. Буря и натиск философско-исторической концепции пастора Гердера не только расшатывали позиции космополитически настроенных ученых, лишь изредка иллюстрировавших свои во многом умозрительные сочинения элементами «народности». Труды Гердера впервые позволили представить историю человечества как мощное поступательное движение, в котором каждому народу отведено свое достойное место, что в перспективе позволило развиться не только романтическому пониманию истории, но и решительно заявить о себе народоведческим наукам. Гердер призывал своих единомышленников не гнушаться полевой собирательской деятельностью, отмечая, что «...даже в Европе целый ряд наций остается неизученным и неописанным... А между тем среди них имеется так много лиц, призванных по долгу службы изучать язык, нравы, образ мышления, древние поверья и обычаи своего народа!». Таким образом, внимание просвещенных европейцев обращалось к ценности местной простонародной культуры, закладывая основы этнографического краеведения и фольклористики.
Вместе с тем, необходимо осознавать, что осуществление практических шагов в области этнографии вряд ли было возможно без деятельности тех ученых, которые первыми увидели в этом предмете серьезную исследовательскую перспективу. Речь идет, прежде всего, об авторе первой всеобъемлющей «Истории Российской» В.Н. Татищеве (1686-1750), создателе «Allgemeine Nordische Geschichte...» А.Л. Шлёцере (1735-1809) и основоположнике финской национальной историографии Х.Г. Портане (1739-1804). Предпринятые ими попытки опровержения ранее устоявшейся картины мира, покоившейся на авторитете генеалогических таблиц Книги Бытия, способствовали прояснению проблем этнической истории Северо-Восточной Евразии. Находясь у истоков национальных школ историков и лингвистов, они направили своих последователей по единственно возможному тогда пути выявления новых источников и критического отношения к имеющемуся научному наследию. Сделав предметом своих начинаний историю народов, долгое время находившихся в тени классических древностей и письменной традиции, эти выдающиеся представители эпохи пробудили общественный интерес к этническим исследованиям. Развившаяся при этом фиксация этнографических фактов, впрочем, как и лингвистическая компаративистика, сформировали новый тип научного работника, способного совмещать экспедиционную деятельность с трудом кабинетного ученого-теоретика.
Со всем уважением и признательностью относясь к научному труду пионеров народоведения, хотелось бы представить начальную историю этнографического изучения финно-угорских народов России сквозь призму личной истории трех выделяемых персоналий: Ф.И. Страленберга — первым указавшего на факт языкового родства финно-угорских народов; Г.Ф. Миллера — первым предпринявшего попытку совмещения сведений о народах восточной России, извлеченных из актового материала, с живой фольклорно-этнографической информацией; И.Г. Георги — автора первой сводной этнографической работы о народах России, показавшего финно-угров в качестве древнего автохтонного населения страны. Присущая этим разным и в то же время близким по духу людям исследовательская проницательность, стремление к систематизации и умение придать научному продукту необходимую потребительскую привлекательность, обеспечила условия для будущего развития этнографического финно-угроведения.