Выбрать главу

Руссоистская идеологема, на первый взгляд, абсолютно противоре­чила наставлениям Лейбница, отвергая примат рассудка и даже ставя под сомнение саму науку. Однако, выдвигая на первый план простые народные чувства, Ж.-Ж. Руссо сохранил в своих философских рас­суждениях не только общую просветительскую направленность, но и развил теорию разумного преобразования современного ему общества путем обращения к глубинам истории, где таится «золотое детство» человечества — век равенства и справедливости. Идеализация древ­ности сопрягается у Руссо с распространенным тогда представлением о существовании «добродетельного дикаря», поиски которого он вел на самых отдаленных и недавно открытых землях, в известной степени стимулируя этнографические интересы своих читателей и почитателей. Как писал Б. Андерсон, благодаря трудам Руссо и других светил Просве­щения «...появилась возможность мыслить Европу как всего лишь одну из множества цивилизаций, причем не обязательно Избранную или луч­шую». Созданный идеями Руссо и пером Вольтера «Простодушный», не пытавшийся никому ничего доказать и тем более навязать, воспитан­ный простой органичной жизнью, прямо противостоял как феодальному прошлому человечества, так и буржуазному будущему. Кроме того, Рус­со своими трудами способствовал утверждению национального самосоз­нания европейских народов, может быть, ранее других осознав, что невозможно искренне любить свое, отвергая и презирая чужое.

Радикализм позднего европейского Просвещения воплотился в ра­ботах И.Г. Гердера, в особенности в его учении о народе как подлин­ном творце духовных и материальных ценностей. Буря и натиск философско-исторической концепции пастора Гердера не только рас­шатывали позиции космополитически настроенных ученых, лишь из­редка иллюстрировавших свои во многом умозрительные сочинения элементами «народности». Труды Гердера впервые позволили предста­вить историю человечества как мощное поступательное движение, в котором каждому народу отведено свое достойное место, что в перс­пективе позволило развиться не только романтическому пониманию истории, но и решительно заявить о себе народоведческим наукам. Гердер призывал своих единомышленников не гнушаться полевой со­бирательской деятельностью, отмечая, что «...даже в Европе целый ряд наций остается неизученным и неописанным... А между тем среди них имеется так много лиц, призванных по долгу службы изучать язык, нравы, образ мышления, древние поверья и обычаи своего народа!». Таким образом, внимание просвещенных европейцев обращалось к ценности местной простонародной культуры, закладывая основы эт­нографического краеведения и фольклористики.

Вместе с тем, необходимо осознавать, что осуществление практи­ческих шагов в области этнографии вряд ли было возможно без дея­тельности тех ученых, которые первыми увидели в этом предмете се­рьезную исследовательскую перспективу. Речь идет, прежде всего, об авторе первой всеобъемлющей «Истории Российской» В.Н. Татищеве (1686-1750), создателе «Allgemeine Nordische Geschichte...» А.Л. Шлёцере (1735-1809) и основоположнике финской национальной истори­ографии Х.Г. Портане (1739-1804). Предпринятые ими попытки опро­вержения ранее устоявшейся картины мира, покоившейся на авторитете генеалогических таблиц Книги Бытия, способствовали прояснению про­блем этнической истории Северо-Восточной Евразии. Находясь у исто­ков национальных школ историков и лингвистов, они направили своих последователей по единственно возможному тогда пути выявления новых источников и критического отношения к имеющемуся научному наследию. Сделав предметом своих начинаний историю народов, дол­гое время находившихся в тени классических древностей и письмен­ной традиции, эти выдающиеся представители эпохи пробудили обще­ственный интерес к этническим исследованиям. Развившаяся при этом фиксация этнографических фактов, впрочем, как и лингвистическая компаративистика, сформировали новый тип научного работника, спо­собного совмещать экспедиционную деятельность с трудом кабинетно­го ученого-теоретика.

Со всем уважением и признательностью относясь к научному труду пионеров народоведения, хотелось бы представить начальную историю этнографического изучения финно-угорских народов России сквозь призму личной истории трех выделяемых персоналий: Ф.И. Страленберга — первым указавшего на факт языкового родства финно-угорских на­родов; Г.Ф. Миллера — первым предпринявшего попытку совмещения сведений о народах восточной России, извлеченных из актового материала, с живой фольклорно-этнографической информацией; И.Г. Георги — автора первой сводной этнографической работы о наро­дах России, показавшего финно-угров в качестве древнего автохтонно­го населения страны. Присущая этим разным и в то же время близ­ким по духу людям исследовательская проницательность, стремление к систематизации и умение придать научному продукту необходимую потребительскую привлекательность, обеспечила условия для будуще­го развития этнографического финно-угроведения.