Необходимо также учесть, что все попытки финнов позаботиться о сохранении своей культуры и выяснить ее истоки, наталкивались в лучшем случае на равнодушие королевских администраторов, для которых «...главной задачей... всегда было превращение финнов в шведов». Вопрос об обучении всех финнов шведскому языку неоднократно обсуждался на сессиях риксдага в Стокгольме, выдвигались даже проекты насильственного переселения финнов с занимаемых ими земель с целью ускорения их ассимиляции. В целом, старавшийся сохранять лояльное отношение к властям и будучи критически настроенным к сепаратистским настроениям части финляндской аристократии Х.Г. Портан опасался за будущее финского народа. Он писал, что не было недостатка в тех, кто требовал заставить финнов совсем отказаться от своего языка. Несмотря на это, ученый хотел выяснить, что представляла собой культура финнов до того времени, как она испытала влияние западной церкви, как и когда финны появились на своей нынешней родине и где находилась их прародина. Поддерживая идею А.Л. Шлёцера о том, что финский народ не обнаруживает никакого родства со скифами, гуннами и древними евреями, Портан считал, что финны всегда были и должны оставаться финнами. В организованной и вдохновляемой им газете «Äbo Tidningar» Портан писал в 1772 г., что финны, как и многие другие народы, не происходят непосредственно от десяти племен израильских, будучи связаны родством со многими народами, пришедшими с Востока, чьи древние обиталища находились на огромной территории от Ледовитого океана до Каспия. Он предполагал, что предки современных ему финнов и угров были многочисленными, сильными и свободными племенами, способными создавать развитые культуры, подтверждением чему, по его мнению, служили легенды о стране Биармии/Перми. Интерес Портана к России подкреплялся не только стремлением узнать как можно больше о древней прародине, но и желанием собрать информацию о родственных народах, ныне живущих на территории империи, чтобы сопоставить исторические пути финнов и российских финно-угров. Таким образом, можно предположить, что в какой-то мере шведская культурная гегемония заставляла представителей немногочисленной еще финской интеллигенции, в буквальном смысле вышедшей из народа, объединяться вокруг национальной идеи, постепенно оформляясь в феннофильское движение. Не пытаясь на первых порах противостоять великодержавным политическим замыслам шведской короны, феннофилы сосредоточились на культурно-просветительской и научной работе, стараясь пробудить национальную гордость финнов и выяснить их исторические связи с другими народами.
Финно-угроведение в Венгрии продвигалось в основном умами учившихся за границей сторонников декартианства, энциклопедизма и несколько позже — учеными, находившимися под влиянием гёттингенской историко-филологической школы А.Л. Шлёцера, что можно попробовать истолковать как некое общее для эпохи проявление идейного импорта, необходимого для будущего самостоятельного развития. В связи с этим деятельность венгерских просветителей можно рассматривать в качестве подготовительного этапа к конструированию образа национальной культуры. Собственно этнографические интересы венгерского научного сообщества проявились в последние десятилетия XVIII в., когда в период вольностей так называемого «йозефинизма» исследователь венгерской мифологии Д. Корнидес был утвержден в должности профессора «вспомогательных исторических дисциплин». Усилившиеся в эти годы патриотические настроения среди венгров находились под влиянием историософских и фольклористических взглядов Гердера, предполагавшего, что происходя из единого корня — природы, — человечество едино в своем существе, но каждый народ проходит свой путь, приобретая неповторимый культурный облик и национальный характер. Интерес образованной части общества к своему народу и собственной стране стимулировал развитие этнографического краеведения, картографирования и формирования региональной идентичности. Внешний интерес к Венгрии подогревался в основном военно-политическими событиями: сначала освобождением страны от власти султана, затем восстанием трансильванского князя Ф. Ракоци против габсбургского дома и вновь австро-турецкими войнами. При этом сохранялось общее отношение к венграм как к нуждающимся в дальнейшем просвещении потомкам пришедших в Европу восточных кочевников.