Для времени, предшествующего XIII в., А. Каминский считал ятвяжскими землями, кроме Сувалкии, район р. Слины, название которой, вероятно, связано с именем одного из ятвяжских племен — злинцев, и бассейн верхнего течения Свислочи (Неманской), где известны р. Ятвязь и несколько деревень с тем же названием и где Я. Розвадовский открыл специфические реликты западнобалтских языков.
И другие польские исследователи ограничивают древнюю ятвяжскую территорию сравнительно небольшим участком северо-восточной Польши, полагая, что Подляшье, Берестейская волость и Верхнее Понеманье не были заселены ятвягами (Антоневич Е., 1957, с. 172). Эту точку зрения разделяла и Ф.Д. Гуревич (Гуревич Ф.Д., 1950, с. 110–120; 1961, с. 177–179).
Однако с этим мнением согласиться никак нельзя. В распоряжении науки имеется слишком много косвенных и немало прямых свидетельств в пользу некогда широкого расселения ятвяжских племен. Так, остатки ятвяжского населения еще в начале XIX в. сохранялись в Гродненском уезде по берегам рек Котры и Пелясы (Янчук Н., 1892, с. 235). По свидетельству Т. Нарбута, литовцы называли эту часть Понеманья (южнее р. Пелясы) Ятвягией (Narbut Т., 1842, s. 170). Э.А. Вольтер при описании говоров литовского населения Слонимского уезда подчеркивал его несомненно западнобалтские особенности и утверждал, что литовцы Верхнего Понеманья не являются собственно литовцами, а ведут свое происхождение от ятвягов (Volter Е.А., 1895, s. 166–187; Вольтер Э.А., 1912, с. 151–160). Недавно Я.С. Отрембский подтвердил это (Отрембский Я.С., 1961, с. 7). В. Курашкевич выявил следы ятвяжского языка в окрестностях Дрогичина, Мельника и южнее, на левом берегу Буга (Kuraszkiewicz W., 1955. s. 334–348). Я.С. Отрембский писал о большом влиянии языка ятвягов на польский язык. Областью ятвяжского воздействия является восточная Польша, в частности, мазовецкие говоры польского языка (Otrębski J., 1964, s. 207–216).
Еще А.Л. Погодин на основе анализа водных названий пришел к выводу, что Понеманье целиком и Побужье частично (ниже Бреста) входили в круг земель, заселенных в древности балтскими племенами (Погодин А.Л., 1910, с. 354). Последующими работами К. Буги, Я. Розвадовского и других ученых подтверждено наличие в гидронимике названных территорий значительного слоя балтского происхождения, что говорит о том, что пришедшие славяне застали здесь балтов. К. Буга на основе лингвистических данных считал, что восточные славяне вошли в контакт с ятвягами в период между VII и X столетиями (Būga К., 1913, с. 12).
Среди гидронимов балтского происхождения в Сувалкии, Верхнем Понеманье и Побужье обнаруживаются названия, специфически ятвяжские. К. Буга к числу последних отнес названия рек с суффиксом — da (Būga К., 1923, 100 psl.). В.Н. Топоров показал, что гидроним Кшна (левый приток Бута) по происхождению — ятвяжский (Топоров В.Н., 1959, с. 251–256). Гидронимы ятвяжских типов были картографированы В.В. Седовым (Седов В.В., 1964, с. 39, рис. 1), и оказалось, что они известны на широкой территории, которую отводили ятвягам польские хронисты XV–XVI вв. Дискуссия, имевшая место после этого, в которой приняли участие и лингвисты, и археологи (Tautavičius А., 1966, 161–182 psl.; Ванагас А.П., 1968, с. 143–155; 1976, с. 139–151; Савукинас Б., 1966, с. 165–176; Седов В.В., 1968а, с. 177–185; Таутавичюс А., 1968а, с. 187–190), выявила спорные моменты, но подтвердила то, что древняя ятвяжская территория, судя по данным гидронимики, охватывала не только северо-восточные районы современной Польши, но и земли Белорусского Понеманья, юг Литовской ССР, Литовское Занеманье и части Брестского Побужья.
В статье «Курганы ятвягов» (Седов В.В., 1964, с. 36–51) было отмечено, что почти на всей территории распространения ятвяжской гидронимики известны своеобразные погребальные насыпи, целиком сложенные из камня, или каменно-земляные курганы, в которых камень был существенным компонентом. Эти так называемые каменные курганы существенно отличаются как от славянских погребальных памятников, так и от восточнобалтских могильных древностей.
Исследователи западнобалтских погребальных памятников неоднократно отмечали, что для племен западных балтов в течение длительного времени было характерно применение камня при захоронениях (Engel С., La Baume W., 1937, s. 141; Alseikaité-Gimbutiené M., 1946, s. 77, 84). Обряд погребения под каменными курганами распространился у всех западнобалтских племен еще в I тысячелетии до н. э. (Engel С., La Baume W., 1937, s. 84–86). У пруссов и галиндов в I тысячелетии н. э. произошла эволюция обрядности — на смену курганам пришли грунтовые захоронения. Однако применение камня в виде кладок или вымосток сохраняется длительное время, в частности у пруссов вплоть до XIII–XIV вв.