Услышанное сильно удивило Колотая. Он даже не знал, что и подумать, как себя вести, что говорить. А Хапайнен, будто соскучившись по разговору, продолжал:
— Я здесь работаю лесником, сотни километров лесных дорог, днем и ночью, на лыжах и на коне, с ружьем. Я охотник, хорошо стреляю. Вот возьми это мясо, дикий кабан. Я застрелил его неделю назад, как раз перед тем боем, в котором ты попал в плен… Счастье, что уцелел. Теперь тебе нужно найти дорогу домой. Понял? Слышал о нашем Маннергейме? Наверняка слышал — линия Маннергейма. Он старый русский генерал, но служить им не стал. Подавил восстание… Они хотели советы… Ну вот теперь советы нам мстят за старые грехи, что мы их оставили. А зачем они нам? Я тоже воевал у Маннергейма, был ранен… И вот теперь мой сын может пойти на линию… Боюсь, что не устоим против вас. Вас много–много, а нас — горстка… Сына нужно как–то спасать. Чтобы не сложил напрасно голову, как твои друзья… Ни за что, ни за что! — повторил с нажимом, чего Колотай от спокойного финна не ожидал.
— Мы напали на вас! Ты в это веришь? Брехня, самая чистая брехня! Пять миллионов нападают на сто пятьдесят. Разве в этом есть здравый смысл? Нет… Просто передел Европы между двумя сильными: ты бери это, а я возьму то.
А когда разберут все, что тогда? Посмотрят, кто больше набрал, и могут разругаться. Еще как! Посмотреть — люди как люди. А как станут что делить — становятся зверями. Забывают, что они люди. Что над ними Бог, а они — его дети… Или слуги… Или рабы… Только не хозяева чужих жизней и судеб, каковыми они себя считают.
Тут дверь открылась и на кухню несмело вошли два мальчика: один рослый, лет пятнадцати, а второй — около десяти, еще дитя, оба стриженные, светлоголовые, в школьной форме темно–синего цвета. Сказали «тэрвэ», не зная, что делать дальше — видимо, решили напомнить о себе.
— Вот это мои школьники, старший Матти, младший Бруно, — кивнул в их сторону Хапайнен. — С ними хлопот больше, потому что вырастут — и в солдаты. А девка что? Отдал замуж — и спокоен… Марта, покорми мальчишек, им уже в школу пора. Ты не забыла?
— Не забыла, дорогой Якоб, не забыла, — сказала жена и стала собирать тарелки, миски с едой, ложки и вилки. Они втроем скрылись за дверью. А они, трое мужчин, уже приступили к чаю, заваренному на ягодах можжевельника, в прикуску с клюквенным вареньем, и говорили дальше, точнее, говорил сегодня преимущественно хозяин. Начал с вопроса:
— Мы не договорили о твоей фамилии… Ты родственник русского посла в Швеции Коллонтай, или нет? Или просто похоже звучит?
Колотай знал, кто такая Коллонтай — что она жена председателя Центробалта Дыбенко, которого в конце тридцатых расстреляли как врага народа, но что она была в Швеции послом — не знал и удивился. Вот почему Хапайнен заинтересовался им еще там, когда разбирали пленных, а может, еще и до этого, кто знает? Только он сам. Так что? Схитрить или сказать правду? Разочаровать?
— Нет, нет — никакой не родственник. Просто фамилия немного похожа, но не все буквы совпадают, — ответил Колотай, наблюдая за выражением лица Хапайнена.
Но не таков финн, чтобы можно было прочитать выражение его лица. Лицо его было словно вылито из бронзы, только глаза двигались. Но по всему видно, что Хапайнен не поверил, ничего не ответил и как бы задумался. Как раз на кухню вернулась Марта, и он заговорил с ней о чем–то, может, даже о своих школьниках.
Колотай между тем допил свой чай и поблагодарил хозяйку и хозяина за вкусный завтрак: он просто ожил за их гостеприимным столом, добавив, что пленных так нигде не кормят.
— На здоровье. Я рада, что тебе понравилось, — ответила хозяйка с улыбкой. — А как я говорю по–русски? Тебе не смешно?
— Что вы! — подхватил Колотай. — Вы хорошо говорите, может, даже лучше меня, я сам учился по–белорусски, а наш язык отличается от русского, и местами даже очень.
— Так ты не русский, не веняляйнен? Ну и хорошо, русских я не люблю, потому что они напали на нас, хотят опять присоединить к России, как при царе… Чтобы мы язык их изучали, как тогда, до революции, а свой забыли. Моего мужа в школе называли Серебряный, а не Хапайнен, как его финская фамилия. Правда, Якоб? — спросила у мужа. Тот только кивнул. — Если бы они здесь пробыли эти двадцать лет, то многие уже и забыли бы, что они финны.
— Это они умеют делать, нет, чтобы что–то хорошее, — вмешался Хапайнен. — Но хватит лясы точить. Как вы, парни, готовы стать на лыжи? Погода позволяет, хоть и мороз.
— Я готов, — ответил Колотай. — Только где взять лыжи?