Произнес его первый, приземистый и крепкий на вид полицейский, подозрительно осматривая парней, у одного из которых за плечами было ружье.
— Тэрвэ! — в один голос ответили они.
Первый сразу обратился к Юхану, о чем–то спросил, кивнув головой в его сторону. Тон был сухой и довольно резкий, что сразу насторожило Колотая. Он уловил слово «веняляйнен» — русский, сказанное Юханом. Другие полицейские пока в разговор не вмешивались. Но вот подошел и их черед: коренастый обратился к высокому, как бы что–то приказал. Тот приблизился к Колотаю и заговорил по–русски:
— Так ты руски пленны, да? Гавари, я панимаю па–руски.
Колотай немного ожил: можно будет хоть что–то ответить или объяснить, если дойдет до чего–то серьезного.
— Я палонны, але я не рускі, а беларус, — умышленно ответил по–белорусски.
— Беларус? Баларусия? Я слыхал про Беларусь. Почему же ты пришел воевать с нами?
— Меня мобилизовали, дали винтовку… Как и каждому солдату…
Высокий, намного старше других, поэтому и знал русский язык, переводил своим товарищам. Вдруг рванул с места средний, подъехал к Колотаю, что–то резко заговорил, схватил его за куртку, пытаясь повалить на землю.
Колотай бросил палки, стал отрывать руки полицейского от своей куртки, сердце у него заколотилось. Промелькнула мысль: «Ну вот, конец…»
Коренастый полицейский что–то крикнул грубияну, как будто приказал, тот отпустил Колотая, запыхавшись, что–то говорил сорванным голосом.
Высокий перевел:
— Наш таварыш гаварит, что ты акупант, пришел нас заневолить, что тебя надо убить, как ты убивал наших солдат… Это ты убил его родного брата, понял? Родного брата, неделю назад…
— Почему я? Нас здесь тысячи, — пытался оправдаться Колотай. — Меня тоже могли убить ваши солдаты… Они убили больше тысячи наших… Целую бригаду… Я случайно уцелел… Меня взяли в плен ваши солдаты… Я не убивал его брата, не убивал, — оправдывался Колотай, хотя не был уверен, что говорит правду.
Высокий перевел его ответ товарищам, кажется, его поняли правильно, немного успокоились. Коренастый начальник что–то сказал Юхану, и тот полез в свою куртку, достал бумаги, показал полицейским. Все трое по очереди прочитали справку, которую выдали Хапайнену, потом проверили документы и паспорт Юхана, разрешение на ружье, еще что–то спрашивали, словно забыв о нем, Колотае. Но ненадолго: снова средний стал что–то громко говорить, поглядывая злобно на Колотая, готовый, кажется, опять начать расправу.
В этот раз высокий ничего не переводил Колотаю, — может, это были какие–то угрозы, считающиеся незаконными, какими–то завышенными, которые можно приравнять к нарушению каких–то там международных соглашений по правам пленных или что–то подобное. Но может ли он, Колотай, спрятаться за те невидимые статьи, которые где–то там записаны, и неизвестно еще где? А здесь вот среди леса, на глухой дороге их остановили люди с оружием, а если оружие у них в руках, то и закон на их стороне, и могут они его даже убить, и никто не осудит — убить как советского солдата, оказавшегося на их территории и собиравшегося ее поработить. Вот так!
От этого всего было неспокойно на душе, однако большого страха Колотай не испытывал, не думал, что финны могут пойти на нарушение кем–то установленных правил, хоть и не ими самими писаных. Это не советские, для которых законы — что дышло, куда повернул, туда и вышло. Возможно, это его и спасает…
Они еще поговорили с Юханом, тот что–то объяснял, показывал лыжной палкой на запад, на восток. Кажется, его объяснения успокоили полицейских, только средний все еще что–то сердито бурчал, поглядывая на Колотая. Судя по всему, они не имели никаких претензий к лыжникам, их документы признаны правильными.
Только высокий обратился к Колотаю на прощание:
— Твое, счастье, белорус, что мы втроем. А если бы был он один, — показал глазами на среднего, сердитого, — тебе было бы очень плохо. Так что берегись, теперь многие имеют зуб на русских, потому что они убивают нас и хотят захватить нашу землю. И ты им помогал. Да, да, твое счастье, что ты пленный. Тэрвэ! — и он козырнул.
Колотай, не веря, что все закончено и они могут ехать, тоже ответил «тэрвэ».
Первыми тронулись с места полицейские, они поехали по дороге на юг, куда и направлялись сразу, а Юхан и Колотай, посмотрев им вслед, пошли своей дорогой — на запад, как шли до этого. Юхан оглянулся на Колотая и с улыбкой сказал:
— Хювя он — харашо!
— Хювя он, — повторил Колотай, — хорошо! — и захохотал, словно сбрасывая с себя холодное оцепенение и груз уже прошедшего страха.