Неизвестно, как Юхан, а Колотай чувствовал какую–то опору: он тут не чужой, вернее, чужой, но уже попал под защиту их, финских, законов, уже с ним нельзя ничего плохого сделать, он имеет какие–то, хоть и небольшие, права. Но он здесь еще в положении ребенка, который без мамы может заблудиться в чужом лесу и стать добычей зверей, а в его случае — людей, которые, пользуясь правами сильнейшего, могут растоптать его слабенькое право, как какой–нибудь гриб–дождевик в лесу давит сапогом равнодушный грибник. Что ему до какого–то русского пленного, который шел сюда с намерениями чем–нибудь поживиться и сам попал в положение того, кем может поживиться кто–то другой: шел за шерстью, а оказался постриженным.
Неужели эта война никого ничему не научит? Неужели судьба отдельного человека, который тут погиб или еще погибнет или будет взят в плен, никого не заинтересует, не тронет за живое? Неужели слезы родителей и детей, жертв войны, не упадут на чужое сердце и не пробьют его, не пробудят в нем сочувствие к обиженным судьбой, надеявшимся иметь от своих сыновей опору, поддержку, помощь в тяжелые времена, а дети чтобы их растили, воспитывали, вывели на ровную дорогу жизни, которая будет для них единственной и счастливой? Или им, тем, кто наверху, все равно, кто там, и сколько погибает и пропадает, а главное для них — амбиции, желание перекроить карту Европы и подогнать под тот образ, который давно и неизменно жил в головах правителей, руководствующихся только одним: расширять свои границы как можно и сколько можно, а точнее — бесконечно? А что для этого нужны жертвы, и даже большие, их не волнует? Ведь как что–то получить без жертв? Разве люди не привыкли еще к тому, что они должны растить своих детей, особенно сыновей, и отдавать их на службу государству, чтобы оно в нужное ему время послало их, одетых в солдатскую форму, воевать…
Правда, воевать — не то слово, оно режет слух, раздражает, наводит на плохие мысли, ассоциации. Лучше сказать — расширять границы своих владений, именно своих, и потом, если тебе посчастливится остаться в живых, ты сможешь быть здесь уже не чужаком, а хозяином, с которым будут считаться. Так зачем думать о каких–то жертвах, горе и слезах? Все это окупится, слезы высохнут, а горе забудется, и те, кто останется, станут жить — не тужить. Они будут вспоминать о жертвах и слезах только в круглые даты, когда происходили большие события — большие победы. Чужое горе не трогает тех, кто наверху, иначе ничего подобного никогда не было бы: ни войн, ни захвата чужих земель. И люди не боялись бы, что завтра кто–то придет и заберет нажитое ими добро, а их самих может поставить к стенке…
Наконец они увидели, что показалась «голова» — огромный валун, их дорожный знак, мимо которого они не могли пройти, чтобы не полюбоваться молчаливым свидетелем истории этой земли и людей. Он не знает, что за несколько сот километров отсюда грохочет война, погибают люди от пуль и снарядов, от мин и бомб с одной и с другой стороны… Но не может быть, чтобы он не знал об этом. Шестая часть его поверхности соединена с землей, а земля передает ему, как по телеграфу, все свои беды и тревоги, все звуки взрывов и даже стоны раненых. Так что он знает, что происходит на земле, на которой он лежит–живет тысячи столетий.
Колотай снял рукавицу, прикоснулся пальцами и всей ладонью к шершавой поверхности гранита, и, как ни странно, холод не обжег руку, напротив, ему показалось, что поверхность валуна не холодная, словно таинственное тепло из середины достигает поверхности, она не обжигает руку холодом, как железо, а медленно, осторожно забирает тепло руки, чтобы добавить к своему, которого сейчас так мало на земле, потому что вокруг зима, а до солнца еще далеко. Только ночами здесь дрожит–переливается северное сияние, но его далекое тепло может, вероятно, принять и почувствовать только один этот камень–валун.
И вот они снова на своем маршруте, который им мерить еще примерно час. Опять впереди Колотай, Юхан время от времени наступает ему на пятки, а иногда отстает, будто отдыхает от высокого темпа. Но чувствуется, что сил у него еще много, во всяком случае, достаточно, чтобы преодолеть всю дистанцию и не упасть на финише. Юхан — выносливый парень, такое расстояние для него уже не предел, а для Колотая — тем более. Еще в институте, да и в армии, он делал стокилометровые переходы, и чувствовал себя хоть и уставшим, но не выбившимся из сил, когда кажется, что ты готов уже отдать концы. Такое чувство было и раньше, когда он только начинал заниматься спортом. Тренировка — основа всякого спорта. Тяни до седьмого пота — тогда будет результат, — Колотай это знает по себе. Юхану до такой отметки еще нужно дорасти, хотя основа у него есть, пота он не боится.