Пока собирались, пока хозяин запрягал коня, они все стали белыми, будто вылепленными из снега, как снеговики. Но снег был невесомый, пушистый, его легко можно было смахнуть с одежды или шапки, даже сдуть, как пух одуванчика — такой он был нежно летучий. Но зато хорошо скрывал, маскировал, застилал так, что не видно было ни ям, ни выбоин, даже невысокие строения еще больше прижимались к земле и сливались с ней, стирая границу между небом и заснеженной землей.
Закончились сборы, нужно было еще пережить более тяжелое — прощание. Мужчины отряхивают с одежды снег, снимают шапки и входят в дом. Хозяин первым садится на скамью, парни устраиваются рядом. Хозяйка Марта говорит им что–то по–фински, голос ее натянут, как струна, готовая порваться, но слез не слышно. Можно только догадываться, что она говорит сыну на прощание. Возможно, говорит, что когда все уляжется, чтобы возвращался домой. Чтобы писал письма, не забывал их. Наверное. Потом она переходит на русский язык, поворачивает голову к Колотаю:
— Васил, ты мне стал как сын, как родной брат Юхана. Мне так нравится ваша дружба… Я желаю тебе добраться домой, где тебя ждут родные. Да поможет тебе Бог, — она подошла к Колотаю, прижала его голову к своей груди и поцеловала в стриженную голову.
Потом она попрощалась с сыном: обняла за шею, прижалась к его лицу, поцеловала в щеки, в губы, тихо всхлипнула. Юхан тоже обнял ее за плечи, прижал к себе, что–то шептал сквозь слезы.
У Колотая тоже заныло в груди, слезы подступили к горлу.
По–мужски вел себя Хапайнен: он дал жене сказать все, что она хотела, не перебил ни одним словом, не подгонял — мы спешим. И выражение лица не изменилось, был, кажется, такой, как всегда: спокойный, уверенный в себе, словно чем–то озабоченный в своих обычных будничных обстоятельствах. Сегодня для него был день необычный, это факт, однако он мог или умел этого не показывать: не показать свою слабость. Женщине можно, мужчине — нет. Теперь он обратился к парням по–русски:
— На прощание я хотел бы вот что сказать вам. Вы парни, мужчины, вы должны быть мужественными. Терпеливыми, выносливыми. Не бояться боли, не терять сознание от вида крови. Васил это уже видел, он знает цену крови. Юхан такого не пережил. Я хотел бы, чтобы такое его не коснулось никогда. Я буду молиться за это. Я буду молиться за вас двоих. С Богом! В добрый час. Оннэа, как говорим мы, финны.
Он тяжело поднялся с лавки, за ним встали Юхан и Колотай, все вместе направились к двери. На улице их ждали мальчики–школьники, которые стали белыми, как снеговики, они бегали вокруг саней вместе с Капитаном, грелись, чтобы не замерзнуть, сметали камышовым веником снег с саней и даже с коня, который из серого стал совершенно белым.
Хапайнен им что–то сказал, они сразу стали серьезными и подошли к мужчинам, поснимали рукавицы и вытянулись, как солдаты в строю.
— Я им сказал, что маленькие солдаты должны попрощаться со взрослыми солдатами и пожелать им удачи.
Юхан обнял старшего из братьев, пожал ему руку, потом подошел к младшему, подхватил под мышки и поднял высоко на вытянутых руках, потом легко поставил на ноги. При этом он что–то говорил, но короткими отрывистыми фразами, может, наказывал им хорошо учиться, слушаться родителей.
Подошел попрощаться и Колотай. Он пожал их теплые ладошки, сказал «тэрвэ» и «киитас», на что они ответили улыбками и неизменным «тэрвэ». В этих мальчиках он будто увидел самого себя, вот как летит время: он уже взрослый, уже солдат, даже пленный солдат…
Из двери дома вышла хозяйка в своем темном халате и в синей шапочке- чепчике, но не подходила к ним, а только смотрела, как они садились в сани: Юхан и Колотай — сзади, Хапайнен — на переднем сидении, за извозчика.
Пес Каптээни крутился возле коня, у передних ног, скулил, словно просил у него разрешения бежать за санями: люди его не понимали, так, может, поймет его немой собрат?
Долго, бесконечно долго тянулось прощание, но и оно закончилось: Хапайнен взял в руки вожжи, дернул, нокнул на коня — и тот легко, словно пушинку, тронул сани. Пассажиры оглянулись, помахали руками хозяйке на крыльце, мальчикам, стоявшим на улице, псу Каптээни, который бросился было за санями, но ребята остановили его криком, и он, обиженный, вернулся к ним.