Ужин, который принесла все та же невысокая черноволосая официантка, был вкусный, как она и обещала днем, но он ел его как–то механически, как не своим ртом, думая о том, что сказала ему Вера Адамовна. С одной стороны, это его сильно интриговало как молодого мужчину, который за это время — последний месяц — видел вблизи только свою хозяйку Марту, а их отношения были самые деловые: работа, еда, домашние хлопоты — и все. Было спокойно и просто, как в обычной жизни. А тут вдруг что–то невероятное, одновременно интригующее и пугающее.
Было еще довольно светло в комнате, и он сел за столик, стал перебирать свои наброски к автобиографии, какие–то мысли, пойманные на лету, отдельные эпизоды войны. Постепенно–понемногу он входил в ту атмосферу, в то состояние, в котором был тогда, хотя сам чувствовал, что переживать мысленно в душе то реальное, пережитое наяву — это небо и земля. Разве можно сравнивать состояние человека, попавшего в ледяную воду, с тем, когда он уже выбрался из нее, обсох, отогрелся и стал сравнивать свои ощущения, тогдашние и теперешние, ища сходства и различия в этих ощущениях? Ему показалось даже, что оценка тех событий, в которых он варился, совсем не такая, как теперь, что они смотрят на то, что происходило, и сейчас на то же самое — совсем разными глазами, и складывалось такое впечатление, что тогда был один Колотай, а сейчас — совсем другой, это уже даже не копия, а два человека, совершенно разные. И ему стало до боли обидно, что он никак не может вернуться в то состояние, в котором был тогда, и в то же время понимал, что такое невозможно: тогда было одно, сейчас — совсем другое. Сегодня — бледная копия того состояния души, тех событий.
И это даже хорошо, что человек не может вернуться в прошлое, иначе он, если ему это приятно, и топтался бы там, и жил бы прошлым, не заботясь о сегодняшнем дне. Надо смириться с тем, что с прошлого можно снять только копию. Пусть она и будет похожей на то, что было, однако же это лишь копия, слепок, как художественное полотно–пейзаж, останется только картиной, той же бледной копией живой природы, величественной, неповторимой, единственной в своем роде.
Написание пошло быстрее, он уже начинал входить в роль, вживаться в ту стихию, в которой варился месяц–два назад, он снова почувствовал холод финского мороза, пушистую мягкость глубокого снега, бесконечную белизну окрестностей, засыпанного лебединым пухом подлеска, внезапные выстрелы «кукушек», крики раненых, дикое ржание напуганных выстрелами измученных лошадей, тянущих по глубокому снегу передки и пушки, резкие слова команд уставших до смерти и оглушенных алкоголем командиров, которые требовали от своих подчиненных железной выдержки и непрекращающегося наступательного порыва. Становилось даже холодно, мороз пробегал по коже, леденил лицо, слипались ресницы, смерзались веки, а настывший воздух через открытый рот обжигал бронхи и заходил даже в легкие, вызывая кашель, отдающийся в голове холодным хмелем.
Который был час, он точно не знал, потому что не смотрел на часы, но, будто очнувшись от наваждения, увидел, что уже почти темно, а он еще не включает свет, не завешивает окно. Да, без света было лучше, он не бил в глаза, не сбивал мысли с того направления, которое вырисовывалось как–то само, без всякого принуждения. Все шло туда, куда нужно, а именно к тому месту, где в глубоком снегу лежали окоченевшие трупы советских бойцов, которые шли «освобождать» эту землю от ее исконных хозяев — от финнов. Но не «освободили, не завоевали, а сложили головы на ней как захватчики, как завоеватели. Даже земля их сразу не приняла, она еще не готова это сделать, она скована морозом, она засыпана метровым ковром снега. Вот какой вам прием — чужеземцы — чужаки…
Когда–то и шведы приходили на нашу белорусскую, тогда еще литовскую, землю, а вместе со шведами — и сегодняшние финны, потому что тогда они были частью большой шведской империи, и воевали, и умирали за ее интересы. Вот так и шведы, и финны с ними полегли в нашу землю, и старые курганы еще до сих пор разбросаны по нашему краю и, как писал Янка Купала, «курганы о многом нам говорят». Теперь на финской земле будут курганы- могилы с восточными пришельцами, чтобы следующие поколения помнили о событиях недавнего времени и делали разумные выводы: не нужно войн, не нужен захват чужих земель. И еще: основа жизни — своя земля, береги ее от чужаков. Не отдавай никому, защищай, даже ценой большой крови.