После ужина, Викторов совершил рекогносцировочную прогулку по городу. Ему все же требовалось как-то сбросить стресс. Хорошо проветрившись и вернувшись в общагу он получил нагоняй от ворчащего вахтера, за то, что шлялся непонятно где. Последнее время делались попытки ввести что-то вроде комендантского часа, так как своими разгулами молодежь серьезно подрывала трудовую дисциплину опозданиями, нетрезвым видом, а то и вообще не выходило на работу после пьянки. Текучесть кадров на Кировском заводе находилась на стабильно высоком уровне. Слава широко улыбнулся гундящему вахтеру, извинился и вежливо пожелал доброго вечера. Хамить в ответ он не стал, так как на фоне Лены-стервозины тот выглядел настоящим дошкольником против доцента. Озадаченный страж двери открыл запирающий засов и молча запустил парня внутрь общежития. Гулена лишь выслушал в спину вечное «Эх, молодежь, молодежь…»
Утром Викторова разбудил звон огромного железного будильника, занимающего господствующую высоту на стопке книг посреди стола в комнате. Завтракали сваренными вкрутую крупными яйцами, ароматной зеленью и классическими бутербродами с сыром, запивая все это сладким янтарным чаем.
На новой работе Славе, перед тем как допустить его к трудовой деятельности, быстро пробубнили инструктаж о технике безопасности и заставили расписаться в журнале. А следом подписать и бумагу о неразглашении. Викторов подмахивал бумаги, не особенно вникая в текст — надо, значит надо. Пару раз он мельком видел Нелли Михайловну, которая ему приветливо улыбнулась. Хронопопаданец понял, кто его добрая фея, устроившая такой быстрый прием на приличную работу. Хотя, честно говоря, профессия фотографа почему-то не слишком котировалась среди рабочих. Парией его, конечно не считали, но и за ровню не держали. В государстве рабочих и крестьян на самом деле уважали только первую категорию. Ну, еще конечно военных, кадровых командиров. Тут также следовало учитывать, что Викторов наблюдал вживую срез общества, конкретно задействованный на одном из самых передовых и крупных предприятий в стране.
А цеховая солидарность и ощущение превосходства над другими социальными категориями — вещь обычная и естественная, придающая каркасу взаимоотношений внутри групп, объединенных по профессиональному признаку, необходимое внутреннее давление.
Начальник Славы, отзывающийся на имя-отчество Дмитрий Сергеевич, провел по некоторым цехам, чтобы познакомить с заводом, а затем торжественно вручил ключ от фотолаборатории. Предшественник Славы, некий Эдик, пил по черному, запираясь якобы для проявки фотографий, беспардонно пользуясь сакральным ореолом этого таинства. Как потом оказалось, еще и подрабатывал используя казенную пленку и технику, фотографируя по кабакам подгулявшие компании «на память». И тут получалась забавная вещь — кое-кто действительно считал хорошей идеей запечатлеть момент радости, например, семейного праздника, а вот большинство воспринимало это чем-то вроде разновидности шантажа. До поры до времени фотограф умело лавировал, извлекая прибыль, но похоже, в какой-то момент Эдик эту тончайшую грань переступил, видимо «щелкнув» не того человека, и просто-напросто после этого бесследно исчез.
После инспекции Викторов пришел к выводу, что после генеральной уборки, которую ему придется сделать, для того чтобы убрать следы эдиковской жизнедеятельности, основательно загадившего помещение — жить будет можно.
Его напрягло только то, что все как-то получилось легко и без особых напрягов. Он почему-то считал, что устроиться на по факту режимный завод — это непреодолимое испытание для его зыбкой легенды внедрения.
Славе надоело сидеть в вонючем, пропахшем реактивами помещении и он решил прогуляться, с целью дополнительного ознакомления с легендарным заводом. Перед путешественником встал вопрос — каким способом своей прогулке придать легитимность? Взгляд его упал на полку с профессиональными принадлежностями оставшимися от предшественника. Процесс выбора из дюжины агрегатов продолжался недолго.