* * *
Роджер Уоллер и его жена владели самым бросающимся в глаза домом в Хайленд-Парке. Эллиот почувствовал смущение, когда парковал свою раздолбанную машину перед особняком в колониальном стиле. Движение в Далласе было напряженным, а ведь уже почти восемь часов.
Не уверенный, как его примут, он оставил сумку с вещами в машине и подошел к двери.
Когда он нажал на звонок, колокольчики прозвонили два такта из «Колоколов Святой Марии».
Дверь открыла Анни.
— Папочка! — завизжала она и бросилась к нему.
Восторженный Эллиот подхватил ее и закружил.
— Как поживает моя девочка? — спросил он, и не успела она ответить, добавил: — Я очень скучал по тебе.
Она положила головку ему на плечо и удовлетворенно вздохнула.
— Я тоже, папочка.
Затем она выскользнула из его объятий.
— Пойдем посмотрим на моих Барби, — потребовала она и за руку потащила его в дом.
— Ладно, — сказал он. — Через секундочку. Сначала я должен поговорить с твоей мамой.
Она остановилась и озадаченно посмотрела на него.
— Но...
— Только на минутку, Анни, девочка моя, — сказал он твердо. Роджер Уоллер появился в дверях холла.
— Эллиот, — сказал он спокойно и протянул руку.
— Добрый вечер, сэр, — ответил Эллиот, пожимая его руку. — Я как раз объяснял Анни, что должен поговорить кое о чем с Ритой, прежде чем смогу посмотреть на ее Барби.
Боюсь, что Риты сейчас нет дома, — сказал Роджер.
— У нее свидание, — выпалила Анни.
Роджер, нахмурившись, посмотрел на нее.
— Анна, ты не права. Беги наверх и поиграй. Твой папа скоро придет к тебе.
Анни отправилась наверх без возражений, что удивило Эллиота. Она остановилась наверху лестницы и громко прошептала:
— Поскорее, папочка.
— Да, родная, — ответил он и посмотрел на тестя.
Роджер сделал приглашающий жест в сторону кабинета.
— Давай выпьем кофе, Эллиот. Нам нужно поговорить.
На ночь Эллиот остановился в «Марриотте», заплатив 120 долларов за комнату, — в ближайшем отеле к дому Уоллеров. Роджер согласился без колебаний, когда Эллиот предложил взять Анни на бейсбол. Роджер пошел еще дальше, предположив, что она захочет остаться с отцом в субботу, чтобы пойти на Шесть Флагов.
Когда Эллиот упомянул, что на игру у него три билета, а не два, Роджер сказал:
— Прекрасно. Конечно, я не могу говорить за Риту, но я думаю, что ты поздновато решил наладить с ней отношения. Она отправилась на игру со своим старым другом. Я полагаю, она пытается убедиться, что не так уж несчастна без тебя.
Растерянный Эллиот промямлил:
— Спасибо, сэр.
— Не за что, — ответил тесть. — Я расскажу Рите о том, что ты взял Анну. Приходи завтра на обед — ты сам сможешь пригласить Риту на игру.
Вот и все, что Эллиот смог сделать. Теперь, сидя за столом, покрытым льняной скатертью, он жалел, что вместо этого не пригласил Риту и Анни куда-нибудь в ресторан.
Мэриэн как раз разложила по их тарелкам аккуратные горки креветочного салата в половинках авокадо, кресс-салата и маленькие горячие сырные крекеры.
Эллиот пытался прижать вилкой авокадо, чтобы его можно было порезать, но кусок скользил по тарелке, пока не оказался в опасной близости от ее края. Он уже представил липкое пятно, которое останется на белоснежной скатерти Мэриэн. Решив лучше съесть немного кресс-салата, он посмотрел на жену.
Ее волосы были великолепного темно-рыжего цвета, а кожа была бледна и совершенна. Сегодня под ее глазами лежали тени, а уголки губ то и дело опускались.
Когда они впервые встретились, этот налет трагической хрупкости привел его к сумасшедшим вершинам ухаживаний. И почему сейчас это его так чертовски раздражало?
Он так и промучился весь обед над скатертью Мэриэн. Рита отказалась идти с ним на бейсбол.
Игра была не такой уж плохой, Анни изменилась не настолько, чтобы не получить от нее удовольствия. Что касается Эллиота, для него было мало вещей более чудесных, чем живой бейсбол. А этот день был чертовски близок к совершенству: толпа была полна энтузиазма, и «Рейнджеры» играли от души.
Но в его дочери произошли едва уловимые изменения. Во-первых, она была одета в платье. Это было простое красное платье, но туфельки на плоской подошве сочетались с ним. А еще у нее появилась сумочка.
Зачем, черт побери, Анни могла понадобиться сумочка? Раньше ее всегда устраивали карманы. Одна из его домашних обязанностей заставляла Эллиота опустошать карманы Анниной одежды перед стиркой — обязанность, которая появилась у него с тех пор, как Рита наткнулась на живую змею в кармане Анниных бриджей. Это случилось после одной из их охот за окаменелостями вдоль рукава Шоал. Анни потом рассказала ему, когда он пришел утешить ее, запертую в своей комнате, что, найдя трилобита, она отвлеклась, просто засунула змею в карман и забыла о ней.
Она подняла на него свои облачно-серые глаза и спросила:
— Почему она так злится на меня, папа? Это всего лишь уж.
А он находился в центре, наблюдая события с двух сторон одновременно: как испугалась Рита, найдя в корзине для белья живую змею, и каким безосновательным этот страх выглядел для Анни.
Теперь он был чужаком, не зная, что чувствуют двое других. Ему это не нравилось.
Анни была более внимательна к игре, чем он. Она вскакивала с места вместе со всеми, оставляя его в одиночестве сидеть среди подпрыгивающих тел.
Он уговорил Риту сходить с ним поужинать после того, как Анну уложили в кровать. По предложению Роджера они пошли в дорогой итальянский ресторан, атмосфера в котором была чересчур романтичной, чтобы чувствовать себя в нем комфортно.
Эллиот заказал креветки в чесночном соусе, а Рита — пасту с баклажанами и грибами. Он наблюдал: эта ее знакомая манера складывать пополам салфетку, прежде чем положить ее к себе на колени, сосредоточенный изгиб верхней губы, когда она пробовала вино Он смотрел на нее, помня о каждой детали ее внешности, и думал: «Я ужинаю со своей бывшей женой».
Эта мысль приводила его в смятение и прострацию, как в то время, когда на него сыпались обломки во время пожара в небоскребе, а он не мог понять, где верх, а где низ.
— Я хотел бы, чтобы вы с Анни вернулись домой, — выпалил он, и как только он произнес это, он понял, что это было ошибкой.
— По крайней мере ты сказал «вы с Анни», — ответила она. — Полагаю, что должна быть благодарна, что ты включил в список меня.
Он вздохнул, но был освобожден от необходимости отвечать, так как официант принес их салаты.
После того как официант ушел, он сказал осторожно:
— Я пытаюсь понять, почему ты решила уйти. Но я хочу, чтобы наша семья снова была вместе. Прости, если я сказал, что-то не то.
— Я не могу вернуться домой, пока не пойму, что наилучший выход для меня.
— Почему нет? — спросил он. — Почему мы не можем вместе разобраться с этим? Ведь это логично, разве нет?
Она покачала головой. Огонь свечей украсил ее волосы бликами тлеющих угольков, и на секунду он представил ее как прекрасную незнакомку.
— Я не могу, Эллиот, — сказала она. — Разве ты не видишь — у меня не хватит мужества снова уйти. Так что я не вернусь, пока не пойму, что это лучше всего для меня.
— А что лучше всего для Анни? — спросил он.
Она спокойно посмотрела на него.
— Вот прекрасный пример того, почему мне трудно объяснить тебе что-то, Эллиот, — сказала она. — Ты так замкнут, ничто тебя не трогает. Ничто не имеет для тебя большого значения — возможно, за исключением Анни. И уж, конечно, не я. Это одна из причин, почему я ушла — я больше не могла делать вид, что между нами что-то осталось.
Она слабо улыбнулась.
— Ты помнишь, — спросила она, — как мы ходили завтракать после уроков по физике? Мы сидели в том кафе часами и все не могли наговориться.
Он кивнул.
— Что случилось с этим? Куда ушло это горячее желание делить себя со мной? Мне бы правда хотелось знать, Эллиот.
Он задумался об этом, пытаясь отыскать искренний ответ, который бы удовлетворил ее.