— Они не вокруг тебя, они вокруг денег погибают. — Ладочников, поискав в холодильнике еще чего-нибудь для души и не найдя, сел за стол, заглянул мне в глаза. — Настя, я хочу тебе рассказать одну историю… Ты как к своему брату относишься?
— Никак. Не уважаю.
— Ну и хорошо. Точно суп не будешь? Тогда я доем… — Костя переставил с плиты к себе кастрюлю и навалил в нее сметаны. — История на первый взгляд к нашей ситуации отношения не имеет, но ты послушай…
В армии, после служебки, я попал в самое тихое место. Средняя полоса России, пять километров от районного центра, войска ПВО. С утра пробежка, затем занятия. Расчехлить-зачехлить, навести-отвести, протереть окуляры. Шучу.
В армии, как ты знаешь, не любят нацменов, евреев и москвичей. Не знаю почему, видимо, традиция. А сосед по койке мне попался как раз наполовину еврей и из Москвы, Генка Задорновский. Я думал, у него батяня, былинный богатырь, женился на какой-нибудь Иде Израилевне по расчету, а оказалось, наоборот, Генка в мать пошел. Отец, интеллигент потомственный, невысокий, худой, а мама его, Бэлла Цезаревна, комплекции Татьяны Степановны твоей… Ты, кстати, к ней приглядись, она… другая.
Я открыла рот для вопроса, но Ладочников погрозил пальцем.
— Потом, Насть. Так во-от. Сдружился я с Генкой. Тормозной он был абсолютно. Доходит до него на третьи сутки. Бывало, пятнадцать километров марш-броска, все падают на подходе к казарме, а он еще по плацу пробежится в сторону столовой, сядет за стол и только там понимает, что есть от усталости не может. Бил редко, но метко и сильно. Шуток не понимал вообще, но на всякий случай не обижался. Он по жизни такой расп… широкого характера! Из института со второго курса вылетел, на занятиях спал, а когда его преподаватель будил, объяснял, что ему очень скучно было. Откровенный парень. И служили мы нормально в части, без особых эксцессов. Дедовщина в меру, как положено, офицерский состав не обижает, к сержантскому мы попривыкли.
Отслужили полтора года, и в городке рядом с нами — ЧП. Представляешь — лето, в городе половина населения с утра на реке, на пляже. Там, естественно, детишки, мамаши и безработные любители пива. Не пляж, а демонстрация. Вот именно на нем и зарезали троих мужчин. Утром, часов в десять, их нашли… Мы бы в своей части об этом узнали через день из газет или по местной программе телевидения, но днем к нам приехала комиссия. Оказалось, что трое убитых являлись большими армейскими чинами.
Приехавшую из Москвы комиссию поразил сам факт присутствия всех троих мужчин в одном месте. Троих генералов, между прочим, из разных родов войск. Не могло такого случиться ни по какой теории вероятности и невероятности. Что они там делали — никто не мог сначала объяснить. Жены пересказали то, что им наврали мужья — поехали на охоту. Комиссия решила разобраться, что за охота такая, если в местных лесах обыкновенного лося и то не каждый год видят, не говоря уже о кабанах или еще какой живности, в это время года абсолютно линялой. Да и вообще не охотничий сезон.
Короче, через сутки выяснилось, что зарезанные генералы вложились в местную промышленность. Инвестировали заводик по производству чего-то химического. Инвестировали на такую сумму, что завод закупил английское и германское оборудование и нанял обратно двести своих уже два года безработных сотрудников. Комиссия сильно заинтересовалась, откуда у пенсионных генералов взялись деньги и почему их именно теперь прирезали, если они все деньги вложили в производство.
В местной прессе убитых называли «военными среднего звена», в центральной прессе вообще ничего не появилось. Через три дня комиссия снялась из части, а на местном кладбище в лесочке появилась безымянная могила. То есть для всех она была безымянная, да и сам факт захоронения не афишировался, но мы с Генкой Задорновским, сходив за грибами, увидели, как хоронят члены комиссии, в количестве трех человек, закрытый гроб. Не знаю, какая накладка получилась в военном ведомстве, но гроб был деревянный. И даже не гроб, а ящик из-под снарядов.
Мы с Генкой — парни любопытные, тем более что в нашей части развлечений мало, и на следующий день мы могилку ту проведали. А в могилке оказался командир нашего дивизиона в спортивном костюмчике, с развороченным от выстрела виском.
Закопали мы его быстрее, чем откапывали, раза в два. Полковник наш, что лежал в ящике, на днях подал прошение об отставке и выехал на родину. Все удивлялись — у него не было родственников, детдомовский, холостой. Мы с Генкой очень удивились месторасположению такой родины. Позже, через год наверное, до нас дошли слухи, что наш полковник был четвертым в компании инвесторов…
Лейтенант подвинул бутылку лимонной поближе к себе.
— Ты все ждешь, когда смешно будет? Прямо сейчас. Среди закапывающих могилу был новый человек, привезший от местного командования продукты в длинных деревянных ящиках из-под снарядов. Такой подтянутый молодой парень в штатском. Твой брат Андрей. Хочешь водки?
— Не хочу. Он что, убил их?
— Нет. — Ладочников щелкнул по бутылке, вздохнул, но наливать не стал. — Тех порезали местные мафиозные воротилы, они с военными по деньгам не договорились. А вот «голову» всего предприятия, нашего, местного полковника, убрал, я думаю, твой братец.
Нет, это слишком. Столько отрицательной информации за короткий период времени может быть только в войну.
— Костя, я ничего не понимаю.
Он развел руки.
— Я пока тоже.
— А при чем твой друг Гена?
— Гена? Он действительно мой друг, даже стал родственником. После армии влюбился в Эльвирку, сестру мою, женился, перетащил нас в Москву. Мы с ним в Высшую школу милиции пошли. Учились. А он во время какой-то попойки рассказал, как однажды по грибы сходил и наткнулся на могилку. Он в чужой компании рассказывал, без меня. Утром мне позвонил, признался в дурости. А днем вышел с занятий в ларек за сосисками и отравился. Вечером умер. Ларек закрыли. Меня два раза вызывали на предмет выяснения подозрительных фактов из Генкиной биографии.
День сегодня выдался прохладный, что-то меня начало от Костиного рассказа тихонько трясти.
— Костя. Боже мой… Подожди, а как же собака? Мастиф? Муж Толик?
— Это второй муж Эльвиры. Тоже мой друг. Они через два года после смерти Гены расписались, первая девочка у сестры от Генки, а общему с Толиком мальчику сейчас седьмой год пошел.
— Значит, ты думаешь, это он, Андрей, убил Гену?
— Нет. Ведомство его. Кем он работает?
— Аналитиком в МВД.
— Не знаю, что он там анализирует, но оружие всегда при нем. Заметила?
— Не-а.
— Приглядись. А аналитикам, между прочим, табельное оружие на каждый день не положено, им положено думать, схемки чертить и по клавиатуре компьютера пальцами тюкать.
Ладочников достал «Яву» и смачно закурил. Я не люблю этот запах, у нас в семье не курят. Но тут я попросила налить мне водки и выделить сигарету. Костя водки налил, но сигарету не дал.
— Травись, как пассивный курильщик, с тебя и этого хватит. Я сегодня у тебя переночую? На всякий случай? Да и выпить хочется, устал. Дома у меня Эльвирка генеральную уборку затеяла, так что ты вовремя объявилась, я под хорошим предлогом сбежал.
— Ночуй, Костя, не жалко. А как же ты с Татьяной Степановной?..
Разговор прервал телефон. Я как только утром вошла в квартиру, так по привычке схватила его и теперь сидела с трубкой в руках.
— Алло.
— Настя! — Голос Милы выбивался из мембраны на волю и рыдал. — Я не могу! Ты по пансионатам отдыхаешь, а я вся в трансе! Я с Шуркой поругалась. Навсегда! Он такой гад!
— Мил, подожди, подожди. Не кричи. Ну поругалась, и фиг с ним, не самое большое сокровище потеряла.
— Да-а, а мне плохо второй день. Мне нужно дружеское участие, я сейчас к тебе приеду!
— Подожди, Мила!
— И не перебивай меня, пожалуйста.
Мила зарыдала. Ладочников с преувеличенным сочувствием покачал головой.
— Красивая?
— Да. Только громкая очень.
— Пусть приезжает, отвлечемся.
— Мил, ты через сколько будешь?
— Через полчасика. А кто это у тебя?
— Приедешь, увидишь. Бери такси, я оплачу.