Не успел избранник Валар проехать и лиги по направлению к указанному Кано перевалу, как уже в который раз почувствовал чье-то присутствие.
— Кто ты и что тебе нужно? — устало спросил нолдо, не оборачиваясь.
— Твоей лошади трудно пробираться среди снегов, а сам ты не привык дышать горным воздухом, — снисходительный тон и знакомый голос успокоили Финвэ.
— И к тому, что за мной постоянно следят, — с теплой улыбкой заметил бывший Нолдаран. — Мне не под силу сбежать от собственных мыслей, а от шпионов и следопытов невозможно скрыться даже среди заснеженных скал.
— Тот, кто хочет найти себя, не должен убегать, — привычный к заметенным снегом горным тропам конь Мелевен поравнялся с его лошадью.
Несколько мгновений внучка, казалось, изучала его лицо.
— Мы можем поговорить, конечно, если ты этого хочешь…
— Ты и твоя мать очень сильные…
— В этом есть доля и твоей заслуги, — иронично ответила собеседница.
— Что ты хочешь услышать, дитя?
— То, что ты можешь сказать, — был ответ.
Несколько минут ехали молча.
— Думаешь, кому-то из нас станет легче, — нарушил молчание Финвэ, — если я скажу, что сам не знаю, что делать дальше? Мне уже не помогут ничьи советы, — он вздохнул и низко опустил голову, отвернув лицо.
— Я здесь не для того, чтобы давать тебе советы… Просто скажи мне то, что сказал бы самому себе.
— А как бы ты отнеслась ко мне, если бы узнала, что я предпочту Мириэль Сериндэ твоей бабке? Вряд ли бы ты стала беседовать со мной с таким же понимающим видом!
— Делай, что велит сердце… — пожала в ответ плечами Мелевен. — Все мы знаем, чего хотим, просто боимся себе в этом признаться…
— А если в моем сердце не одна? — допытывался Финвэ, — Как я могу прислушиваться к его советам? — он задавал вопрос, хоть и не желал, чтобы она отвечала.
— Нет пути темнее, чем путь с закрытыми глазами, — прошептала нолдиэ и тут же развернула своего коня.
Ее дед оглянулся ей вслед, но не стал удерживать, а направил лошадь вперед к намеченной цели.
***
Бывший Нолдаран отправился в сады исцеления и жил там несколько следующих недель, проведя их почти в совершенном одиночестве в поисках верного решения. Дети и внуки Финвэ, не понимая его состояния, все же не решались тревожить его, приезжая в обитель Ирмо и Эстэ.
«Сердце не может повелевать мной», — думал Финвэ. Тем временем, празднество в честь примирения нардов квенди, которое устраивал Ноларан Эллерондэ, приближалось с каждым днем. Он знал, что на празднике, который будет проходить в принадлежавших ему когда-то чертогах Тириона, он вновь предстанет перед взорами Индис и ее брата, увидит Мириэль и всех многочисленных родичей и потомков.
Только по приезде в Тирион Финвэ сумел оценить грандиозные масштабы устроенного Элрондом праздника. На торжество, которое, как планировалось, должно было длиться трое суток, были приглашены не только все жители Тириона, но и все желающие из королевств Ингвэ, Орофера и Ольвэ. А потому на городских улицах, щедро украшенных цветами, было не протолкнуться. Еще на подступах к городским стенам толпы тэлери, синдар и ваниар, создавали толчею, также как и на ведущих в Тирион дорогах.
Среди пестро одетой толпы Финвэ, облаченный в праздничные белые с золотом одеяния, тайком от их бабки раздобытые для него близнецами Амбаруссар, чувствовал себя словно затравленный зверь. Завидев его, прохожие, пешие и конные, кланялись и приветливо улыбались. Но в каждой улыбке, в каждом обращенном к нему приветственном слове Финвэ угадывал интересовавший всех их вопрос — кого их двух дев он назовет своей супругой? Запутавшись в паутине из желаний, сомнений и страхов, в которую сам себя загнал, Финвэ, как горько ни было это признавать, не только не смог сделать выбор в пользу одной из жен, но, напротив, затруднялся в нем даже больше чем изначально.
В минуты отчаяния он малодушно помышлял о возможном возвращении в земли Эндорэ, где смог был навеки остаться в одиночестве и жить, не видя осуждающих взглядов. Избранник Валар ничего не мог поделать со своим сердцем, что находило в себе любовь к обеим женам. Знать, что он разобьет сердце одной из тех, в ком черпал свое счастье и находил утешение, было бы так же невыносимо.
На центральной площади, среди множества шелковых, серебрящихся в свете Анара, светло-голубых шатров, Финвэ вновь, волею случая, повстречал одну из своих внучек. Сейчас она казалась совсем другой, не похожей на Мелевен, которую он запомнил в валмарских горах. На нолдиэ было усыпанное самоцветами атласное праздничное платье, темные волосы заплетены во множество кос, соединявшихся в сложные переплетения на затылке, в ушах, на тонких запястьях и длинной шее переливались брильянты. Лишь орлиный взгляд ярко-голубых глаз оставался таким, как в первую их встречу.
Заметив деда, Мелевен лишь слегка кивнула головой, прикрыв глаза, даже не обращаясь к Финвэ в осанве, презрев условности этикета. По неведомой ему причине чувствуя себя несмышленым мальчишкой, ее дед вновь устремил свой взор на Мелевен — та неспешно пробиралась сквозь вдруг зашумевшую толпу, явно желая пробраться поближе и разглядеть прибывавшего в тот момент на площадь очередного благородного гостя.
«Теперь у народа нолдор новый аран, новый вождь, — подумал Финвэ, — Я — лишь бывший его Владыка… Я не смогу дать моей супруге титула Королевы нолдор…» Тогда же он спросил себя, достоин ли он любви?
Что-то подталкивало его следовать за внучкой. Финвэ шел, пробираясь за ней сквозь столпотворение, ведомый неясным предчувствием. Вдруг Мелевен остановилась и, как и сотни других в толпе, повернула голову. Ее дед посмотрел в том направлении, куда глядели все, и увидел…
Важно шествуя среди расступавшихся перед ними празднующих, площадь по направлению ко входу во дворец Нолдарана пересекали двое — мужчина и женщина. Краса девы, явно принадлежавшей к майар, будоражила рассудок. Она казалась одним из самых совершенных из творений Эру, что когда-либо спускались на Эа, призванные вести за собой толпы. Высокая, редкой стати фигура, затянутая в белоснежное платье из тончайшей летящей ткани, с тугими, толстыми косами, обвивавшими макушку и затылок и украшенными бриллиантовыми каплями, она была почти на пол головы ниже своего высокого среброволосого спутника, который трепетно держал ее за руку. Финвэ перевел на него взгляд. Ослепительный в своем совершенстве и гармонии высокий, стройный муж, наверняка также принадлежал к майар. Лишь понаблюдав за его походкой, через несколько мгновений, когда тот приблизился, Финвэ, тряхнув головой, узнал в этом квендэ Эльвэ.
В сияющих на солнце бриллиантовым блеском одеждах, гордо неся красивую голову, Эльвэ шел уверенной походкой, не обращая внимания на вздохи восхищения, то тут, то там слышные из толпы, принимая любование своей персоной и персоной спутницы как должное. Это был Таур Элу Тингол, тот самый, который в одиночку сразился с командующим воинством Врага барлогом, по имени Болдог, в Первой Битве за Белерианд и сокрушил его, тот самый, который основал в сумеречных лесах королевство, равное по своему великолепию, блеску и уровню жизни любому из королевств Амана, тот самый, который запретил пользоваться языком нолдор в своих владениях, узнав о случившемся в Альквалонде, тот самый, который захотел носить в драгоценном ожерелье сильмарил. Этот гордый, преисполненный достоинства и сознания своего превосходства над другими Владыка совсем не походил на озорного юношу-любителя петь и играть на флейте, который много тысяч лет назад украл сердце Финвэ и не пожелал возвратить его.
«Делай, что велит сердце» — вспомнил бывший Нолдаран эти нехитрые слова Мелевен и мысленно поблагодарил внучку за совет. Задумчивая полуулыбка озарила его лицо при воспоминании об Эльвэ.
Недели, проведенные у милосердной Эстэ, на берегах озера Лорелин, не смогли дать Финвэ того, что дали ему краткие мгновения созерцания Эльвэ. Увидев его, он сразу постиг все, словно на него снизошло откровение, посланное самими Валар. Он стоял недвижно, пораженный красой облика того, кого когда-то, в незапамятные времена, звал лучшим другом.