Нолдор заглядывали сюда совсем не часто, а их бывший Владыка выделялся и среди представителей своей народности ростом, статью, благородством черт и особой притягательностью облика. Проезжая, а затем проходя по улицам и переходам Ост-Эйниор, он невольно привлек к своей особе сотни любопытных взглядов.
— Надеюсь, наша пища вам по вкусу? — осведомился Белег, улыбаясь.
Внимательно вглядываясь в его красивое лицо с раскосыми черными бровями и ясными, светлыми глазами, Финвэ подумал, что живая, теплая улыбка была естественным выражением лица командира стражей, подобно тому, как у некоторых на нем навсегда застывает маска надменности, меланхолии или скуки.
— Да, благодарю, я не ел ничего вкуснее, — отвечал, улыбнувшись в ответ, Финвэ.
Он не кривил душой. Позабыв ощущения, даримые когда-то поеданием приготовленной для него дворцовыми поварами пищи, он заново открывал для себя все оттенки вкуса немудреной лесной еды, наслаждаясь каждым ее кусочком.
Тут кто-то из сотрапезников отвлек Белега, тронув за плечо и что-то коротко прошептав ему на ухо. Он кивнул в ответ и повернулся к Финвэ:
— Вас приглашает пожаловать в приемную залу наш Владыка.
Его собеседник жал этих слов и, кивнув в ответ, первый с готовностью поднялся из-за стола. Бывшему Нолдарану было любопытно увидеть того, кто управлял теперь народом Эльвэ.
Они уже были у массивных резных дверей в приемную залу, когда Белег сказал:
— Наш Владыка не говорит на языке голодрим. Ваше наречие было запрещено у нас еще самим Тауром Элу… — он помолчал, — Жаль, что вы не знаете языка эльдар…
— Я разучу ваш язык! — с горячностью ответил Финвэ, — И дело пойдет быстрее, если вы мне поможете!
Тень недоверия мелькнула на улыбчивом лице Белега.
— Кто такой этот Таур Элу? — спросил нолдо, заглядывая в глаза собеседнику.
Командир стражей леса не успел ответить. Дверные створки распахнулись настежь, открывая взору огромных размеров залу, с паркетным полом, высочайшими потолками, широкими резными окнами и спускающимися с потолков большими стеклянными светильниками, сияющими хрустальными подвесами и металлическими украшениями.
В глубине залы на возвышении из дюжины ступеней стоял пустующий небольших размеров трон, напоминающий простое кресло, обитое алым бархатом. Рядом с ним замерла высокая фигура, закутанная в подбитый мехом парчовый плащ с тусклыми блестками серебряных нитей, роскошным собольим воротником и длинными, до пола, рукавами, также отороченными ценным мехом.
Вскоре после знакомства они с Эльвэ сделались почти неразлучны, находясь порознь лишь во время занятий. Как только заканчивались скучнейшие уроки кузнечного мастерства, основ проектирования, строительства и изготовления инструментов, от которых Финвэ начинало клонить в сон, он собирал свои охотничьи снасти, брал немного еды с общей кухни и бежал через лес, по уже протоптанной им тропке, в сторону озера. На лесной опушке, что была в нескольких сотнях шагов от каменистого озерного берега, было условленное место их с Эльвэ встреч.
Если случалось так, что ему издали удавалось разглядеть белеющий в вечных сумерках леса силуэт друга, Финвэ ускорял шаг, протягивая на бегу руки, приглашая Эльвэ упасть в его крепкие объятия.
На лице лалдо расцветала открытая, счастливая улыбка и он тоже бросался бежать навстречу другу, ударяясь с разбегу о его могучую грудь, прижимаясь, обхватывая тонкую талию, сминая верхнюю рубаху и утыкаясь носом в плечо Финвэ.
Тот хватал его, сначала накрепко сжимая, так, что слышно было, как хрустят ребра, а потом все бережнее обнимая, держа и оглаживая, словно мягкого на ощупь, ласкового пушного зверя.
Взгляд у Эльвэ был хитрый, озорной, словно у лисицы или горностая. Его светлые большие глаза могли изменять цвет в зависимости от времени суток и, как казалось Финвэ, в зависимости от настроения, в котором пребывал его дорогой друг. Когда они встречались, глаза Эльвэ сияли изумрудным светом, переливаясь оттенками лазурного, а в глубине их можно было разглядеть серебряные искорки.
За короткое время, что они были знакомы, Финвэ успел раздобыть для друга добротно сшитую татьярскую одежду, сделать, как и обещал при первой встрече, надежный лук и несколько дюжин стрел. Кроме того, он сам сшил и преподнес в дар Эльвэ сапожки из мягкой оленьей кожи для его нежных, небольших ножек и кожаный пояс с серебряной пряжкой и прикрепленным к нему ремнем через плечо.
Каждому подарку Эльвэ радовался как ребенок, восторженно и искренне, даря своему благодетелю взамен венки из лесных цветов и ягод, яркие ленты, чтобы вплетать в ворот рубахи или волосы, амулеты из светящегося камня в виде миниатюрных фигурок животных или в форме листа, а также принося добытых с помощью подаренного лука куропаток, зайцев и озерных уток. А еще Эльвэ много пел и танцевал, не упуская любой возможности, чтобы сочинить очередную песнь, посвященную Финвэ, в которых сравнивал его с крепкой сосной, с порывистым ветром, с летающим под облаками ястребом, с бурным горным потоком и с могучим и прекрасным королем леса — бурым медведем.
— Ты стал совсем как мы, — улыбнулся ему Финвэ, оглядывая тонкую, статную фигурку одетого по-татьярски друга, — но чего-то не хватает…
Эльвэ опустил голову под его пронзительным взглядом:
— Мне всего хватает, пока ты рядом… — почти прошептал он.
— Я знаю, что подарить тебе! — просиял Финвэ.
Он поднял голову Эльвэ, осторожно взяв за подбородок и развернув вправо. Любуясь точеным профилем лалдо на фоне сумеречного небосвода, усеянного мелкими блестками звезд, Финвэ произнес:
— Ты, словно серебряный звон колокольчика…
В следующие дни Финвэ был сам не свой, оставаясь после занятий в кузнице и соединенной с ней мастерской, где изготавливались инструменты и украшения. В свободное от занятий время он охотился, уходя на север, далеко, где начинались холодные предгорья. Вот когда пригодились ему навыки, полученные на скучных занятиях по выделке кож и шитью одежд! И все же, без посторонней помощи ему было не обойтись. Пришлось идти на поклон к матери и просить сшить, соединить воедино и украсить приготовленными им шкурами белой лисы, серебряными чешуйками и бляшками, инкрустированными прозрачными самоцветами, новый роскошный подарок для друга.
В тот раз он летел как на крыльях к месту их с Эльвэ встреч и когда увидел друга сидящим на камне и отрешенно наигрывавшим на флейте одну из его волшебных мелодий, все внутри затрепетало от радости.
Финвэ подбежал к нему сзади, неожиданно схватив за плечи не подозревавшего об его появлении лалдо. Эльвэ вздрогнул, сначала испуганно, а потом счастливо. Тут же заерзал на месте, заулыбался, заблестел начавшими переливаться ярко-голубым и прозрачно-синим глазами.
— Здравствуй, Финвэ, — пропел он, приветствуя.
— Здравствуй, мой ненаглядный! — отозвался Финвэ, которому не терпелось вручить другу очередной дар, — Смотри, что я принес тебе сегодня! — с этими словами он вынул из заплечной сумки аккуратно свернутый подарок, тут же разворачивая его, и тем самым повергая Эльвэ в состояние высшего восторга.
Плащ, сверху отороченный серебристо-белым мехом северной лисы, сиял по всей длине блестками нашитых на плотную шерстяную ткань серебряных чешуек, чередующихся с прозрачными самоцветными камнями, вделанными в серебряную оправу, образующую причудливый узор на ткани.
— Это мне?.. — прикрывая ладонями рот, пролепетал Эльвэ.
— Надень! Такого нет даже у самого Атто! — счастливо улыбался Финвэ.
Его друг тут же надел плащ и стрелой помчался к озеру, чтобы взглянуть на свое отражение в его зеркальной глади. Он вертелся и кружился, танцуя, сверкая самоцветными камнями плаща и такими же, горевшими в его прекрасных глазах.
Переполненный радостью за друга, Финвэ хвалил его, прижимал к себе, целовал, не в силах оторвать взора от его ладной фигуры и сияющего счастьем и гордостью бледного лица.
— Суилад*, Куталион! — улыбнулся Владыка эльдар.
— Суиланнен, Араннин*, — отвечал Белег.