Но как туда попасть, Эмиль не знал.
Он, шугаясь каждого шороха, как-то прилепил кусок обоины на ближайший толстый ствол дерева, сел в позу лотоса напротив и стал медитировать на картинку.
В свете закатного солнца Эмиль смог убедить самого себя, что видит в обоине гостиную бабушки Гали.
Затем стемнело и Эмиль протянул руку к основанию ствола, где лежала обоина. Он направил свою правую руку в центр обоины, и рука провалилась, как в белую глину. Похоже, обоина стала порталом, или, может быть, туннелем в гостиную бабушки. Похрипывая, молодой мужчина подтянулся ближе к порталу.
Эмиль нырнул, погрузился в обоину, и наощупь пополз вперед. Темнота и грязь. По ощущениям он понял, что ползет уже где-то под этим деревом, так как под руки то и дело попадались сырые корни. Было очень тесно.
За его спиной продолжали раздаваться звуки растерзываемой плоти травоядных.
Вскоре ощущения сырой земли и корней сменились. Он чувствовал, что ползет по витиеватому цилиндрическому деревянному тоннелю, как младенец по родовым путям. В какой-то момент стенки тоннеля начали притеснять, и как только Эмилю показалось, что дальше он не сможет продвинуться, он вдруг нащупал ровный паркет. Все также в полной тьме он сделал последний рывок, сильно ударившись плечами о выступы тоннеля, и упал на пыльный вязаный коврик бабушкиного дома. От удара о пол автоматически включился свет в прихожей.
Эмиль свернулся на коврике, весь мокрый, покрытый соком смятых тропических листьев, дрожал.
Бабушка вернулась с дежурства по огородному массиву, нашла Эмиля и помогла ему перелечь на диван. Отпаивала травяными настоями, хлестала березовыми вениками, кормила сушеными ягодами черноплодки. Эту часть Эмиль уже смутно помнил, но где-то за неделю к нему вернулась способность держать себя на ногах самостоятельно.
Бабушка, разумеется, любя, предоставила ему свою кровать, находящуюся в злополучной спальне. И все это время Эмиль избегал смотреть, какого цвета вокруг обои.
Но периферийное зрение подсказало ему – до ремонта дело не дошло, и обои в комнате оранжевые.
Как только Эмиль поправился, Галя прошла с ним путь до автобуса, поблагодарила:
– Спасибо, что не стал клеить свои скучные белые обои, внучок. Мне больше нравились оранжевые.
– Всегда пожалуйста, бабушка. Я верну тебе твои костыли в пятницу.
Когда Эмиль отходил курс лечебного массажа и вернул двигательную способность организму, в свободное от работы юристом время он стал рисовать графику, очень напоминающую стереокартинки, и это необычное направление в искусстве сделало его выдающимся художником десятилетия. Как говорил его отец, если есть талант, то он прорвется. Магическими свойствами картинки Эмиля не обладали: нарисовав очередной узор, Эмиль неоднократно и порой слишком пристрастно проверял, стал ли узор порталом.
Чужие в нашей школе
– Нас всех затолкали в школьную столовую. Тогда мы еще не знали, что с нами собираются делать.
Самое страшное, что с людьми мы не смогли договориться.
Мы не умели говорить, наши рты открывались гораздо шире, чем человеческие, а язык был более подвижным и заметным. У нас не было глаз. Это пугало человеческих детей.
– Слушай, Энки, давай начинай с начала. Ты какой-то непоследовательный, – сказал мой психолог.
Теперь, когда я сидел на приеме у Рая, все было хорошо.
Нас всех распределили по людским мегаполисам. Меня определили в Дорадо: здесь любимыми занятиями шла политика и бизнес. Я тоже стал учиться на маркетолога. Психолог Рай никогда не любил меня слушать просто так. Я выбрал его, потому что он сразу показал себя не таким как все.
Все придерживались медицинской схемы лечения, а он собирал материал для книги.
Чтобы, когда книга будет дописана, уехать в Мехико, купить виллу на деньги с гонорара и организовать фонд помощи пришельцам. Написав эту книгу, он бы заложил на последнюю страницу книги петицию с разрешением на строительство приюта для пришельцев. В каждом районе. Каждого города. На государственные деньги.
Я радовался и пришел к нему, сразу, как узнал о такой счастливой возможности.
– Энки, как ты себя чувствуешь?
Я потер свое склизкое плечо.
– Сегодня я отложил в тайничке леса кладку на пятьдесят мальков, Рай.
Рай кивнул. Он предложил вернуться к основному вопросу.
– Так вот, – я продолжил издавать ультразвуки и опер свою продолговатую голову на руки. С зубов капала слюна. Я не хотел запачкать кресло психолога, как в прошлый раз, поэтому предусмотрительно взял с собой салфетки, а Рай вообще выделил целое полотенце, да благословит его Господь.