[Иранцы и туранцы строятся на поле битвы]
Вот землю светильник дневной осветил,
17330 День за косы чёрные ночь ухватил,
И чёрный шатёр изорвал в вышине,[595]
Лобзаньем уста окровавив луне.
Пред ставкой вождя загремевший кимвал
На ратное поле дружину призвал.
Стал пристально гору и степь озирать
Хуман-богатырь, и подумал он: «Рать
К иранцам пришла на подмогу — шатры
Не зря запестрели на склонах горы!»
Он видит вдали ослепляющий взор,
17340 Из ткани лазоревой княжий шатёр;
Над ним — предводителя знамя с копьём;
Другие шатры — словно звёзды кругом;
Поодаль, над чёрною ставкою,— стяг,
Подобно луне, разгоняющий мрак.
«То рать Фериборза, — услышал Хуман, —
Близ воинов Туса раскинул он стан».
Вернулся к Пирану, душой удручён,
И молвит: «Удел наш с бедой обручён!
Из стана иранского клики вчера
17350 Сильней, чем в другие, неслись вечера.
Я встал на рассвете и долго смотрел,
Внимательно весь Хемавен обозрел.
К иранским бойцам подкрепленье пришло,
И, видно, огромно той рати число.
Парчёвый шатер зеленее травы.
На знамени — образ драконьей главы,
Забульские воины встали кругом,
И каждый — с кабульским мечом и щитом.
Сдается мне, это Ростем, не иной,
17360 К ним прислан Хосровом, что правит страной».
Пиран омрачился и молвил: «Беда,
Коль вправду Могучий нагрянул сюда!
Погибнут Камус и Шенгул, и хакан,
И каждый, кем славится в мире Туран».
Поспешно покинул он стана предел,
Примчался и вражьи войска оглядел,
Оттуда к Камусу-бойцу поскакал,
К Меншуру, к Фертусу-бойцу поскакал,
Поведал им: «С первым я встал петухом,
17370 Становище вражье объехал верхом.
На помощь — вершить боевые дела
Огромная грозная рать подошла.
Должно быть, тот самый могучий Ростем,
О ком я уж раньше поведал вам всем,
Узнав, что иранцев постигла беда,
По воле Хосрова примчался сюда».
Воскликнул Камус: «Помышлять о худом
Довольно, о витязь, богатый умом!
Хоть сам Кей-Хосров пусть выходит на бой,
17380 Не должно тебе омрачаться душой.
Всегда у тебя на устах — лишь Ростем!
Пред этим забульцем трепещешь зачем?
Лишь знамя увидит и хватку мою,
Отступит он, страхом объятый в бою.
Рать выстрой, воинственный клич возгласи,
Над полем сражения стяг вознеси!
Когда поведу в наступление рать,
Не должно и вам от меня отставать.
Увидишь, как яро врагов мы разим,
17390 В кровавое море мы степь обратим!»
Пиран позабыл беспокойство и страх,
Душою воспрянул при этих речах;
Отвагою сердце своё укрепив
И в ставку свою боевую вступив,
Доспехи воителям роздал глава,
И всё вспоминал исполина слова.
К хакану в шатёр поспешил он потом,
К земле пред владыкой склонился челом
И молвил: «О царственный, доблестный муж,[596]
17400 Чья мысль — насыщенье для праведных душ!
Путь долгий, большой ты прошёл ради нас,
Труд тяжкий за праздник ты счёл ради нас.
Спеша на призыв Афрасьяба-царя,
На быстрых судах пересёк ты моря.
Ты — рати опора. В решающий миг
Так действуй, как должно потомку владык.
Кимвал водрузить на слона поспеши
И мир завыванием труб оглуши!
Сегодня в сражение двину я рать,
17410 Её середину — тебе возглавлять.
Защитой надёжною будь удальцам,
Главу вознесу я тогда к небесам.
Великий воитель Камус приказал,
Чтоб я на противника первым напал.
Он, тяжкую палицу ввысь занеся,
Священными клятвами долго клялся:
Сегодня, мол, палицей этой сражусь!
Хлынь дождь огнекаменный — не устрашусь!»
[Туранская и иранская рати сходятся на поле битвы]
Знак подал хакан — трубы подняли стон,[597]
17420 Прах вздыбился, словно от сна пробуждён,
Им ясное солнце укрыто от глаз,
Свод неба затрясся, земля затряслась.
Возглавил хакан многомощную рать,
И неба за пылью уже не видать,
Мир — Нила темнее; надвинулась ночь,
Звон, грохот, гуденье — терпеть уж невмочь!
Шагают, трубя, боевые слоны,
Златыми ковчегами отягчены.
И этих слонов, что идут чередой,
17430 Ковчегов, украшенных сплошь бирюзой,
Так много, что меркнет в глазах белый свет;
Никто уж, не знает, он жив или нет.
Пыль к небу несётся, черна и густа,
Затмив ему очи, засыпав уста.[598]
И месяц смутился и сбился с пути.
Хакан середину готов повести:
На правом крыле — многомощный Камус;
В глубь степи обозом отправили груз;
На левом — Пиран, сокрушитель преград
17440 Хуман и бесстрашный воитель Гольбад.
Как только увидел Ростем-великан,
Что войско туранское строит хакан,
Велит он кимвалом бойцов созывать.
Фазаньему оку подобную рать
Построил и молвил: «В бою небосвод,
Кто знает, победу кому ниспошлёт,
Кому из воителей жизненный срок
Пресечь замышляет безжалостный рок.
Меня мой чубарый без отдыха мчал,[599]
17450 С тройной быстротой переходы свершал.
Камнями копыта изранены, он
Насилу ступает, разбит, измождён.
Дам отдых сперва своему скакуну,
А там с супостатами биться начну.
Сегодня ещё продержитесь в бою,
Туранцам явите отвагу свою!»
И вот повелел предводитель трубить
И в бронзовый гонг оглушительно бить.
Гудерзом возглавлена правая рать,
17460 На гору отправлена ратная кладь,
На левом крыле — Фериборза войска,
И кажутся копья стеной тростника.
Тус вывел средину, суров и могуч.
Пыль, ветром гонимая, встала до туч;
Весь мир, ты сказал бы, сокрылся в пыли.
И видеть друг друга бойцы не могли.
Ростем-богатырь на вершину взошёл
И строй неприятельский взором обвёл:
Румийское море в сравнении с ним
17470 Казалось бы взору кружком восковым.
Кешанцев, шугнан и зехрийцев полки —
Другие шеломы, не те кушаки.
Чеганец, китаец, румиец и хинд,
Геханец, соклабец, нахриец и синд —
На разных наречиях,все говорят,
И разные стяги над ними парят;
Престолы из кости слоновой, и взор
Слепит самоцветами каждый убор.
Ты скажешь: то райские кущи в цвету.
17480 На рать разноликую, пёструю ту
С вершины взирал в изумленье Ростем
И вниз он спускался и думал меж тем:
Какое сыграет здесь игрище рок?
К нам милостив будет иль будет жесток?[600]
С тех пор, как в броню я себя заковал,
И года на месте одном не бывал,
Каких только орд не видал на войне!
Грознее доселе не встретилась мне».
Однако Могучий душой не смущён,
17490 К дружине, к вождю не направился он.
Дал знак, чтобы грянул призывно кимвал,
Чтоб Тус-предводитель свой стяг поднимал.
Спустилась к подножию грозная рать,
Готовая копья в крови омывать.
Окончилось к полдню движенье дружин,
Меж них — два фарсанга в просторе равнин.
От копий стемнело вокруг. Темнотой
Окутался солнечный диск золотой.
Гул, клики наездников, ржанье и стон
17500 В горах отдаются, летят в небосклон.
Секиры, крича, седоки занесли —
Сказал бы ты: камни крыла обрели.
Кровь воинам руки по локоть багрит,
И стонет земля под напором копыт.
Трусливый трепещет, мечась и стеня,
Отважному саваном стала броня.
Камус-богатырь в наступленье зовёт:
«Хотя бы преградою встал небосвод —
Смелей заносите мечи, булавы,
17510 Кидайтесь вперёд, словно лютые львы!
Пожертвовать жизнью готов удалец,
Не то — неизбежен бесславный конец».
вернуться
595
17331 В оригинале:
вернуться
596
17399—17400 Трудный бейт оригинала передан по общему смыслу примерно:
вернуться
597
17419 В тексте Вуллерса подзаголовка, предшествующего данному стиху, нет. Условно, как и большая часть таких подзаголовков, здесь он мотивирован содержанием и наличествует иногда в разных рукописях и изданиях поэмы.
вернуться
598
17433—17434 В оригинале:
т. е.
вернуться
599
17449 Словом чубарый переводчик называет коня Ростема Рехша (см. прим. 14469 в томе I).