Выбрать главу
[Тус видит во сне Сиавуша]
Ночь тает, и скоро уж грянет кимвал. Сон грустного Туса под утро сковал. И видит он в грёзах, волнения полн: 16360 Сияющий светоч явился из волн, Из кости слоновой престол, и на нём Герой Сиавуш в ореоле своём. Смеётся он, ласково речи звучат, Лик — солнца светлей. И восторгом объят, Тус слышит: «На месте удерживай рать! Победу тебе суждено одержать. Не плачь о потомках Гудерза, узнай: Их ждал благовонный, сияющий рай. Здесь, в розовых зарослях пьём мы вино, 16370 И это блаженство навек нам дано».[561] Проснувшись, от страхов избавился вождь: Веселье в душе, в дланях — прежняя мощь. Представ пред Гудерзом, так вымолвил он: «О витязь, мне вещий привиделся сон. Настанет конец испытаниям всем, Как буря, к нам скоро примчится Ростем». Знак подал — и грянули звуки трубы, Построилось войско на поле борьбы, Готовы бойцы к смертоносной войне, 16380 И стяг кавеянский сверкнул в вышине. Навстречу выводит Пиран удальцов, Пыль солнце окутала в чёрный покров, Шум, грозные клики окрест разнеслись, Свистящие стрелы дождём полились. Стоит против строя воинственный строй — На бой ни один не выходит герой. Торопит Хуман предводителя: «Ждать Доколе ты хочешь? Пора нападать, Сюда не охотиться войско пришло! 16390 Под ношей и нам, и коням тяжело». «Горячность оставь, — услыхал он в ответ, — Сегодня в сражение рваться не след. Три витязя с малой дружиной на нас Нежданно и яро в полуночный час Напали, что лютые тигры, а мы Метались, как стадо средь бури и тьмы. Я поле в крови, войско в страхе нашёл, Вождей именитых во прахе нашёл. Иранцы — на кручах; колючки кустов,[562] 16400 И те недоступны для их скакунов. Их смертью голодной оставь умирать, Средь камня нагого от жажды сгорать. Чтоб их, осажденных, на гибель обречь, Нам надо лишь зорко все тропы стеречь. Без боя, поверь, покорится нам враг, Зачем же сражаться торопишься так? На бой не веди удальцов верховых, Лишь десять на поле поставь часовых! Недолго, поверь, доведётся нам ждать, 16410 Запросит пощады иранская рать. А если не сдастся — ей гибель грозит: Воды и кормов не заменит гранит!» Расставили всюду дозоры, а там Покинули поле, вернулись к шатрам, Уселись бойцы, пояса распустив, Пирам и дремоте досуг посвятив... Тус в лагерь вернулся, тревогой объят; Изранено сердце, лицо — что агат. Сказал он Гудерзу: «Нависла беда, 16420 Померкла иранской дружины звезда. Смыкается вражье кольцо всё тесней, Колючки — единственный корм для коней. Иссякли у рати еда и питьё; Нет средства иного, как меч и копьё! Мечи обнажим, лишь светило взойдёт, Дружину к подножию двинем с высот — Быть может, благою звездою ведом, Победу смогу одержать над врагом. А если Творца приговор не таков, 16430 Погибнем на поле от вражьих клинков. Нам волю Творца преступить не дано, Лишь то совершается, что суждено. Не лучше ль со славою лечь нам во прах, Чем жить у страданья и страха в тисках!» И все, как один, согласились на том, Что сказано доблестным было вождём.
вернуться

561

16370 В оригинале несколько иначе:

«Мы не знаем — это вино доколь будем пить».

вернуться

562

16399—16400 В оригинале:

«У них (иранцев) гранитная бесплодная (букв. сухая) гора.

Их кони вдыхают запах колючек словно мускус».

В подлиннике обычная у классических поэтов игра слов: шип, колючка — хар и гранит — хара.