- Как же? Что вы говорите? Вы только посмотрите вокруг. Вы там сидите в своей мастерской и не видите, что вокруг творится. Взять хотя бы меня. Что, разве все это, - теперь уже Вавилов сделал руками жест, иллюстрируя свое, видимое даже из Африки, благосостояние, - не плоды деятельности моей фирмы? А?
- Конечно, нет. Это плоды вашего личного энтузиазма. Стоит вам заболеть, не дай бог, конечно, стоит ослабить узду - и все. Сразу все рухнет. А то, что останется, растащат ваши же сотрудники. Они и есть ваши главные враги.
- У меня такое ощущение, что вы приехали не чучело мне делать, а жизни учить.
- Одно другому не мешает. С чучелом можете быть спокойны. Сделаем в лучшем виде. На мою работу еще никто не жаловался. А насчет жизни попомните мои слова. Не доверяйте своему окружению. Вот Валера, я его давно знаю, Валера вас не подведет. Он человек, совершенно лишенный творческой жилки, поэтому абсолютно несамостоятелен. Он без вас работать не сможет. Ему как раз и недостает такого, как вы, - генератора идей. И вы без него пропадете. А все остальные - это просто балласт. Даже еще хуже, чем балласт. В России может работать только один человек. Если он окружает себя командой - все. Пиши пропало.
- Да перестаньте вы нести этот бред! - воскликнул Вавилов. - Что за чушь!
- Это не чушь. Послушайте совета старого еврея, может, пригодится. Хотя тут два варианта. Если будете следовать моим советам, останетесь на плаву и пойдете дальше в рост. А нет - вряд ли я буду делать для вас следующее чучело. Если только какого-нибудь чижика-пыжика. Однако моя работа, даже чижик-пыжик, стоит денег.
- Как же вы представляете себе работу без команды?
- Очень просто. Вы нанимаете людей. На фиксированную ставку. Не очень большую. Вообще-то чем меньше, тем лучше, но с вашим размахом вы все равно станете хорошо платить, так что тут уж ваше дело. И никого к себе не приближаете. Вообще никого. Кто-то допустил ошибку - немедленное увольнение. Кто-то опоздал на работу - уволен. Кто-то пришел с похмелья - до свиданья. И, уверяю вас, такого начальника они будут ненавидеть. Но никогда, никогда не сунут нос в его дела. Не подсидят, не объегорят, не уведут из-под носа приличный контракт. К работе у них выработается устойчивое отвращение, и они совершенно перестанут ею интересоваться. Так что ни о какой конкуренции внутренней, ни о какой утечке информации просто речи быть не может. Потому что никто никакой информацией владеть просто не будет. Их всех тошнить будет от этой информации. Она им будет не нужна.
- Это очень как-то по-советски у вас получается, Сергей Анатольевич.
- А что такого? Советская бюрократия была великой силой. До сих пор весь народ продолжает жить по ее законам. Отвращение к работе. Презрение к начальству. И страх. Вот три кита, на которых держится нормально функционирующее учреждение. Наши граждане ведь до сих пор стремятся прийти на работу попозже. Уйти пораньше. И выходных побольше.
- Так что же хорошего в этом? Все и разваливается от такой работы.
- Э-хе-хе, вот главного-то вы и не понимаете. Эх вы, романтики, молодые реформаторы... Ладно, может быть, когда-нибудь мы еще вернемся с вами к этому разговору. А теперь и вправду мне пора к носорогу.
- Вам что-нибудь нужно?
- Да. Всю основную работу я, конечно, буду делать в Москве. Сейчас нужно просто подготовить тело (Бернштейн так и сказал - не "тушу", не "животное" - "тело") к транспортировке. Так что давайте мне человек пять крепких мужиков, которых не стошнит от говна, которое будем вынимать из вашего носорога. И помещение. Все. Больше мне пока ничего не нужно.
Бернштейн управился на удивление быстро.
Через два дня Вавилов уже махал руками на раскрывшего было рот Якунина, пришедшего доложить о работах с носорогом.
- Молчи, молчи! Слушать ничего не хочу! Заплати ему, и в самолет!
- С самолетом проблема, Владимир Владимирович...
- Знать ничего не знаю, ведать не ведаю! Сказано тебе - действуй на свое усмотрение. Вот и действуй!
Якунин хмыкнул и исчез из поля зрения Вавилова еще на три дня.
Вавилов почти перестал выходить из коттеджа - пил виски, смотрел телевизор и наслаждался этим неожиданно понравившимся ему плебейским досугом, каковым он всегда считал такой способ препровождения времени. Он вдруг почувствовал, что устал не только от бандитских московских дел, но и от ресторанов, казино, от бесконечной очереди баб, которая двигалась мимо него последние несколько лет, и конца этой очереди видно не было. Владимир Владимирович наслаждался тишиной, вид молчащего телефона вызывал у него тихую радость. Впервые за последние несколько лет он по-настоящему выспался.
В день, когда Вавилов должен был вылететь в Германию, чтобы потом двинуться оттуда в Москву, Якунин снова пришел к нему в коттедж.
- Ну что тебе? - спросил Вавилов, рассовывая по карманам пиджака сигареты, зажигалку, записную книжку.
- Хм, кхм, кхм, - ответил первый зам.
- Только не говори мне, блядь, что носорог не прилетел в Россию! Упизжу! - ласково сказал Вавилов.
- Не прилетел... Но летит. Уже летит. - Якунин посмотрел на часы. - Да, точно летит. Сейчас, минут через двадцать, должен приземлиться на Кубе.
- Где?!..
- На Кубе. Там его перегружают. Бернштейн контролирует. На военной базе США. Оттуда военный самолет летит в Гамбург. Потом - на чартере до Таллинна.
- Так. - Вавилов сел на кровать. - А дальше?
- Дальше - в Питер. Потом уже в столицу. В "Шереметьево" встретят наши люди. Я хотел спросить - куда дальше-то? На дачу?
- В дом. В Москву, - сухо ответил Вавилов.
- Неувязочка, - тихо сказал Якунин.
- Что еще?
- Мы с Бернштейном прикинули... Он сказал, что чучело лучше делать прямо у вас дома.
- Ну и пусть делает. Я найду пока, где пожить. Сколько ему надо? Неделю, две?
- Он сказал - быстро, - осторожно ответил Якунин.
- Ну, быстро так быстро.
- Это не все. Понимаешь, Володя...
- Ну что, что, мать твою, не тяни ты!
- Мы прикинули... Его по лестнице не поднять. А резать... Бернштейн говорит, что если хотите качественное чучело, то резать нельзя. То есть сделать-то можно, но будет халтура.