Москва пришлась ему по душе - может быть, знакомство с Кудрявцевым сыграло в этом решающую роль.
Если в Ленинграде Толик вместе с Алжиром постоянно находились в кругу очень милых, умных, обаятельных, но совершенно нищих, неустроенных и вечно пьяных артистов, художников и философов, то в столице Боян быстро привык к хорошим машинам, роскошным апартаментам, ухоженным, богато одетым девушкам и дорогим ресторанам.
Имеющий деньги, побывавший за границей и демонстрирующий каталоги известных галерей молодой человек - при этом модный, симпатичный и коммуникабельный - быстро нашел себе в столице новых друзей и еще быстрее понял, что жить должен именно здесь.
- Правильно, - заметил Кудрявцев, когда они сидели с Бояном у него на даче и с удовольствием курили отличную коноплю, не иссякавшую в доме Романа. - Правильно. Ты же родом из Вологды, а в Москве провинциалы - ведущая сила. По крайней мере, в искусстве. Здесь для талантливого человека из русской провинции лучшее место на земле. В Ленинграде публика замечательная, у меня там масса друзей, Толик, но...
- Все не в себе, - подсказал Толик.
- Нет, так резко я не стал бы о них говорить... Лучшие мои друзья ленинградцы. Но они, как бы это сказать... А в общем, ты прав. Действительно не в себе. Слишком уж одухотворенные. Это и хорошо. Иначе они не были бы настолько плодовитыми и талантливыми... Интересными... Своеобразными... Но жить, как они, извини, не могу... Да и ты, я вижу, не особенно жаждешь.
- Не жажду, - согласился Толик.
- Я знаю - тебе в столице нравится. Не думаешь переехать сюда?
- Ха! Рома!
"Рома" был старше Бояна на пятнадцать лет, но разница в возрасте не имела для Кудрявцева никакого значения. Он общался с Бояном, как со своим ровесником, и ценил в нем исключительно деловые качества. Всему остальному молодости его друга, наличию или отсутствию официального образования, происхождению - Кудрявцев не придавал ни малейшего значения.
- Ха-ха, - еще раз коротко рассмеялся Толик. - Переехать!
Он встал и прошелся по веранде. К дому Романа вплотную подступал сосновый лес. Солнце уже село, но июльский день еще не остыл, да и, судя по жаре, стоявшей над Николиной Горой, остывать не собирался. Разве что под утро, с первой акварельной синевой на востоке, очень быстро разливающейся по черному небу и светлеющей на глазах, придет сюда утренняя прохлада.
- Да-а... - протяжно выдохнул Толик. - Переехать сюда, жить здесь... Кто же откажется?
- А ты женись, - просто сказал Роман. - Женись, и все дела. Деньги у тебя есть...
- Пока есть, - подчеркнул Толик, делая ударение на первом слове.
- Кончатся эти, еще заработаешь. Голова на плечах есть, она у тебя варит. Если что, я помогу.
- Спасибо. Жениться... А на ком? Кому я нужен?
- Да тут барышень сколько хочешь.
- Что им - москвичей мало?
- Э-э, - улыбнулся Роман. - Не все так просто. Вот про ленинградцев мы поговорили, а о москвичах забыли. Москвичи - народ прагматичный. Купцы, одно слово. Поэтому, кстати, и в искусство особенно не лезут. Не купеческое это дело - песенки орать. Так?
- Ну, наверное...
- Москвичи, они вами, провинциалами, торгуют. Строят галереи, концертные залы... Издревле так было на Руси. Третьяковка вот, например... Провинциалы пишут картины, а Москва их покупает и продает...
- Но ведь галереи - это вроде бесплатно...
- Толик, ты не понимаешь. Меценатство - та же торговля. Только не с людьми, а с Богом. Впрочем, об этом как-нибудь в другой раз. Я про москвичей заговорил к тому, что у нас тут невест выбирают с приданым. Купеческая натура, ничего не поделаешь. Но тебе-то ведь прописка нужна, а не приданое, правильно? Ну и, может быть, любовь... А?
- Да... Вообще-то не худо, чтобы любовь... Но можно и так...
Толик несколько секунд помолчал, потом внимательно посмотрел на своего старшего товарища.
- Кстати, о Боге. Я тебя, Рома, давно хотел спросить...
Боян снова прошелся по веранде, вернулся к сидящему в плетеном кресле Роману, взял из его руки "косяк", затянулся.
- Ты меня извини, я человек неверующий...
- Все вы, питерские, нехристи, - усмехнулся Роман. - Ну, ничего, ничего. Давай, говори.
- А ты, как я понимаю, верующий...
- Допустим.
- Чего уж тут - допустим? И в церковь ходишь, и иконы храмам даришь...
- Ну?
- Вот я и хочу спросить - как это у тебя, у верующего...
- Сочетаются жажда наживы и православие? Ты об этом? Так ведь у меня, Толя, никакой жажды наживы нет.
- Как это нет? - Боян усмехнулся. - А чем же ты занимаешься?
- Спортом, - серьезно ответил Роман.
- Что-что? - Толик поднял брови. - Не понял.
- Спортом, - повторил Роман. - Дай-ка мне...
Он взял у Толика папиросу и сделал несколько коротких затяжек.
- Для меня деньги как таковые не имеют значения. Мне интересен процесс. Соревнование, если хочешь.
- А-а... Понимаю. Самым крутым хочешь стать.
- Нет. Самым крутым не хочу. Самые крутые у нас по уши в крови плавают.
- Скажешь тоже.
Роман усмехнулся:
- Ты просто не знаком с крутыми-то. Те, кого мы богатыми называем, это так... Средний класс. А крутые - они на "Запорожцах" ездят... В "скороходовских" ботиночках шаркают.
Толик улыбнулся, глубоко вдохнул насыщенный хвойным ароматом воздух.
- Какие страсти, ты, Рома, мне рассказываешь. Тебя послушать - просто мрак... На "запорах"... В "скороходах"... Тоска зеленая. Нет, в таком случае мне эта крутость не нужна. Мне бы так... чинно-благородно... дачку на Николиной... машинку хорошую...
- И девушку красивую, - добавил Роман.
- Ну, не без этого.
- А вон, на Ленке женись, - сказал Кудрявцев. - Она девушка правильная. И квартира в Москве.
- На Ленке? На какой-такой Ленке?
- А в бане, помнишь?
- О-о... Ничего себе барышня.
Неделю назад Роман повез Толика в баню - настоящую, деревенскую, в двадцати минутах езды от Николиной Горы. Это был крохотный деревянный сруб, стоявший в чистом поле и предназначавшийся только для "своих", в число которых входил и Кудрявцев.
Боян не мог определить, по каким критериям определялись эти "свои" скорее всего, по принадлежности к старожилам Николиной Горы. В любом случае, стороннего человека, даже если он "крутой", приехал на роскошной машине и имеет в кармане кучу наличности, счет в банке и друзей-бандитов, в баньку не пустили бы. Только силой он мог бы пробиться в одноэтажный сруб, но времена были еще не те, шел девяносто первый год, и вооруженные стычки со стрельбой по любому поводу пока что не вошли в моду.