- Очень хорошо, очень хорошо, - говорил Брик, расхаживая вокруг деревянного короба. - А открыть можно?
- Попробуйте, - махнул рукой Толик. Он полагался на возможности Израиля Израилевича и не ошибся. Через двадцать минут невесть откуда взявшиеся рабочие сняли доски, и чугунный Ильич предстал перед Бриком, Толей и ошеломленными работягами во всей своей красе.
- Ну что же, - спокойно подвел резюме Израиль Израилевич, - я могу купить у вас это за... за вот столько...
Он протянул Толику бумажку с цифрами.
- Да что вы? За кого вы меня принимаете?
- Пожалуйста, пожалуйста, возможны варианты. - Брик ничуть не смутился и протянул Бояну свою визитку. - Если надумаете, позвоните мне по этому телефону. Я же сказал, возможны варианты.
Толик, вдохновленный тем, что покупатели все-таки начали появляться, и слегка обиженный смехотворной ценой, за которую хотел купить скульптуру Брик, бегал по Нью-Йорку еще неделю. Он обошел все галереи, с владельцами которых был хотя бы шапочно знаком, посетил несколько редакций художественных журналов, обзвонил всех своих знакомых и знакомых знакомых, имеющих пусть даже малейшее отношение к художественному бизнесу, - все было напрасно. Тогда, прокляв все на свете и в первую очередь Нью-Йорк с его стремительно меняющимися приоритетами, он позвонил Брику.
- Я вас слушаю, Анатоль, - ласково приветствовал Бояна Израиль Израилевич.
- Вы сказали - возможны варианты...
- Да. Цену вы знаете. Я готов купить это за наличные.
- То есть? - не понял Толик. - Меня ваша цена...
Боян хотел сказать "не устраивает", но вовремя спохватился. Он только сейчас понял, что условия хитрого еврея нужно принимать. Брик уже продемонстрировал ему свои возможности. Вычислил его телефон, по-хозяйски распоряжается в порту, перед ним распахивают ворота складов, открывают неоплаченный груз... Конечно, Брик знает, что делает, и знает, что лучшую цену, как он выражается, "этому" Толику в Нью-Йорке никто не даст.
"Мафия", - печально подумал Боян.
- Я согласен, - сказал он.
- Вот и чудно. Деньги я вам привезу через полчаса.
- А забирать?.. Памятник?..
- Вы не волнуйтесь, Анатоль, я его сам заберу. Не беспокойтесь...
Деньги Брик действительно привез. Толик получил наличными две тысячи долларов. Остальное, как объяснил Брик, он заплатит в порту за аренду складских помещений.
- Ага... - Толик кивнул. - И на том спасибо.
- Не за что, дорогой вы мой. Если будет еще что-нибудь интересное, звоните, всегда рад помочь.
Толик вернулся в Москву через неделю. Роман, услышав историю с памятником, покачал головой.
- Я могу взять у тебя фирму, - сказал он. - За долги.
- Да забирай ты ее ради бога!
Толик брезгливо пододвинул ему папку с документами и печатями.
Роман полистал бумаги.
- Ладно... Это мы быстренько переоформим... Есть у меня люди. Как дальше жить-то думаешь?
- А хер его знает! - честно ответил Боян.
- Что, никаких мыслей?
- Да нет, мысли есть. Музыкой думаю заняться.
- Музыкой? Это дело... Покурить хочешь?
- Хочу...
Толик вздрогнул и понял, что задремал в наступившей на веранде темноте. Очнулся он от приближающихся голосов. Беззвучно отворилась дверь, сверкнул узкий лучик электрического света из коридора, щелкнул выключатель. Люстра, висевшая под потолком в центре комнаты, вспыхнула, заставив Бояна зажмуриться.
- Садись давай, - услышал он незнакомый голос. - И я тебе последний раз говорю - чтобы такого больше не было. Или мы работаем с тобой, или - все! Я этого безобразия больше не потерплю! Третий раз уже тебя откачиваю. Как это понимать? Ты мужчина или кто, в конце концов?! - Голос был тихий, но очень властный, с легким восточным акцентом.
Толик открыл глаза и увидел, что в одном из кресел напротив него развалился Роман Кудрявцев - целый и невредимый, кажется даже, не очень пьяный. Глаза его странно блестели, левый рукав рубашки был закатан, пиджак он бросил на диван рядом с Толиком.
По веранде, продолжая обращенный к Роману монолог, расхаживал невысокий подтянутый человек с густыми, струящимися до самых плеч черными волосами, в которых поблескивала благородная седина.
Человек был в черном костюме. Уютно поскрипывали лаковые ботинки. Жесты длинноволосого господина были плавными и законченными, как у хорошего драматического актера.
- Ты меня понял, Роман? Не слышу твоего ответа.
- Понял, - тяжело вздыхая, произнес Кудрявцев. - Что вы мне выволочки устраиваете, будто я маленький...
- Ты хуже, - спокойно сказал длинноволосый. - Ты большой. А дела у нас с тобой недетские. Сам должен понимать.
- Да я все понимаю.
Толик смотрел на Кудрявцева, и в памяти все яснее и яснее проявлялись недавние события. Лицо валяющегося на асфальте хулигана, внезапно покрывшееся красным, судорожные движения остальных, когда в них попадали пули, беззвучно вылетавшие из длинных черных стволов.
Боян согнулся, и его неожиданно вырвало прямо на толстый ковер.
- А, очнулся, - спокойно констатировал длинноволосый. - Ну-ка, пойдемте отсюда, а то сейчас вонять будет. Роман, бери своего пацана. Прошу в кабинет.
Толик не помнил, как Кудрявцев довел его до кабинета. Потянув за рукав, Роман провел Бояна в туалетную комнату, сунул головой в раковину, включил на полную мощность холодную воду и подержал несколько минут под струей. Только теперь Толик почувствовал, что окончательно протрезвел и пришел в себя. И главное, его больше не тошнило, не было этих отвратительных, всегда таких пугающих зеленых мушек в глазах.
Кабинет оказался со вкусом обставленной комнатой - мебель карельской березы, несколько старинных картин на обтянутых зеленым шелком стенах (Толик слабо разбирался в классической живописи и не смог с первого взгляда определить авторов), тяжелая небольшая люстра. Единственным диссонансом в убранстве кабинета был хороший компьютер, стоявший на письменном столе.
- Для тех, кто не знает, меня зовут Георгием Георгиевичем, - сказал хозяин, не глядя на Толика, но, очевидно, обращаясь к нему, поскольку, кроме Бояна, Кудрявцева и этого самого Георгия Георгиевича, никого больше в помещении не было.