9. С ОТКРЫТЫМ ЗАБРАЛОМ
Гард снова сидел в кабинете управляющего Хартона, который не только не удивился визиту крупного полицейского чина, но, кажется, даже обрадовался ему. Во всяком случае, он определенно ожидал Гарда.
— Все готово, господин комиссар! — лучезарно улыбаясь, говорил старый вакх. — Документация к вашим услугам. Журнал общего учета? Расписки клиентов? Адреса их родственников? Финансовая отчетность?
Гард несколько опешил от такой готовности, и это обстоятельство не ускользнуло от слегка прищуренных глаз Хартона.
— Не надо удивляться, дорогой комиссар, мы знали, что рано или поздно нами заинтересуются высшие чины полиции, и потому готовы к диалогу. Кофе? Стерфорд? Пиво? Коньяк?
— Сначала журнал учета, — мрачно сказал Гард, удобнее располагаясь в кресле. — Я имею в виду, учета тех, кто брал приключения без гарантии.
— Прошу!
Хартон протянул комиссару нечто, действительно напоминающее журнал, хотя, с другой стороны, и похожее на весьма модный проспект фирмы: красочная обложка, множество цветных иллюстраций внутри и, что более всего удивило Гарда, типографским способом напечатанные фамилии клиентов, не вернувшихся в этот мир, да еще недурные к ним фотографии фас и в профиль.
Углубившись в изучение списка, комиссар нет-нет да и поглядывал в сторону Хартона. Управляющий вел себя в высшей степени уравновешенно, как будто перед ним был не комиссар полиции, что-то там «копающий», а финансовый инспектор рядового учреждения, который в крайнем случае способен указать на неточность в оформлении какого-либо документа и пригрозить на будущее штрафом величиной в десять кларков и семнадцать леммов. Однако, как и в предыдущий раз. Гард отметил про себя то, что в кабинет не входил никто из работников фирмы, даже обе «стрекозы», не клаксонил селектор и не трещал ни один из четырех телефонов. При визите рядового налогового инспектора такая стерильность обстановки вряд ли соблюдалась бы. «Волнуется, — решил про себя Гард. — Ему, конечно, есть из-за чего волноваться, но хотел бы я тоже знать из-за чего!..»
Да, комиссар с Таратурой приняли решение еще раз зайти с «парадного хода», вполне официально, не скрывая своих задач. В конце концов, сейчас Гарду важно было нащупать их болевую точку. Например, не остался ли кто-нибудь жив из числа клиентов, купивших приключение без гарантии? Если остался, не значится ли этот клиент «случайно» и в списках полицейского управления как член какой-либо мафии или как подозреваемый по какому-либо уголовному делу? Разумеется, на такой щедрый подарок от фирмы Гард просто так не рассчитывал, однако, как и в любом учреждении, и в этом могли возникнуть непредсказуемые и нерегулируемые ситуации. Положим, любой клиент банка, принадлежащего тому же Клоду Серпино, со скандалом или без скандала мог в любой момент забрать свой вклад, имея целью перевести его в банк конкурента. Так и тут: уже внеся деньги за приключение, уже приподняв перо над распиской о добровольном вручении своей жизни работникам фирмы, уже увидев свою фамилию напечатанной в этом прекрасном журнале-проспекте, клиент мог передумать, чтобы отдаться воле случая, вручить свою судьбу в руки той же полиции или самой обыкновенной намыленной веревки, к тому же намного дешевле стоившей: чем черт не шутит?!
Хартон, потеребив по своему обыкновению клок волос на засушенной голове индейца, вдруг сказал с невероятной прозорливостью:
— Господин комиссар, из всех интересующих вас лиц, купивших приключения без гарантии, остался жив только один…
Гард прямо-таки подскочил в своем кресле, вызвав тем самым веселье на лице старого вакха. Бесцеремонно хохотнув, Хартон сказал:
— Я, кажется, уже поминал этого человека: помните, тот, которому удалось-таки убежать от разъяренного слона?
— Как его фамилия?
— Барроу. Мэтьюз Барроу. Вам угоден его адрес?
И Хартон с той же любезной готовностью, с какой делал все, обхаживая комиссара полиции, протянул Гарду заранее заготовленный — уже отпечатанный типографским способом на отдельном листе бумаги! — адрес Мэтьюза К.Барроу, проживавшего буквально в двух шагах от площади Согласия, на улице Иностранных моряков!
«Барроу, Барроу… — повторял про себя Гард, пытаясь возродить в памяти смутные воспоминания, связанные с этой фамилией. — Мэтьюз Барроу…» Года два назад было одно дело, в котором оказался замешанным бывший офицер военного флота, состоявший в довольно большом звании и живший… да, кажется, на улице Иностранных моряков. Но Барроу ли? И что за дело? Провоз наркотиков, какой-то большой партии? Или, может быть, перестрелка из-за них между двумя конкурирующими мафиями, потому что посредник, как оказалось, работал сразу и на Гауснера, и на Фреза, то есть был «двойником» и предпочел, чтобы мафии сами делили товар? Точно, перестрелка! И в ней один лихой и могучий морячок-гангстер отправил на тот свет без всяких гарантий и выставленных через банк счетов не менее десятка противников, а затем… Что затем? Исчез? Да нет, вроде не исчез, его накрыли месяца через два, и этим делом занимался комиссар Робертсон, если Гарду не изменяла память, потому что он, Гард, тогда с головой ушел в дело профессора Чвиза, погибшего якобы в автомобильной катастрофе… В таком случае надо немедленно связаться с Робертсоном: не был ли тем крепким малым Барроу, бывший офицер флота, и, вообще, чем кончилось дело?
Все это мгновенно пронеслось в голове комиссара Гарда, однако Хартон не дал ему возможности додумать версию до конца. Накрутив меланхолично моток волос бедного индейца на свой указательный палец, он с поразительным равнодушием в голосе — казалось, в середине фразы он вот-вот зевнет во всю свою веселую пасть — произнес:
— Морской офицер. Из бывших. Три года назад убил в драке нескольких человек, а потом, видите ли, учитывая неподкупность нашего правосудия, решил покончить с жизнью с помощью нашей фирмы, испытав напоследок острое ощущение. Но нервы его не выдержали, и он, хоть и моряк, по сухопутку смылся от слона, тем самым поставив себя перед лицом закона.
— И что же? Был осужден? Приговорен к электрическому стулу? — быстро спросил Гард.
— Прошу прощения, но это уже не по моей части, господин комиссар. Дело его где-то у вас, а сам он… Впрочем, адрес я вам передал.
— А еще таких счастливчиков из этих девятнадцати у вас не было?
— Увы! Фирма гарантирует, когда кто-то берет у нее без гарантии, ха-ха-ха-ха! — довольный собственным каламбуром, захохотал Хартон.
Прежде чем покинуть кабинет веселящегося вакха, Гард все-таки внимательно перелистал журнал учета: все девятнадцать гангстеров, исчезнувших за минувшие три года, в том числе Аль Почино, аккуратно наличествовали в журнале со своими собственноручными расписками и фотографиями фас и в профиль, собранными с педантичностью нацистских палачей в каком-нибудь Майданеке или Освенциме. Правда, восемнадцать физиономий были в черных траурных рамках, а одна — в канареечно-желтой. Гард вгляделся в фотографию Мэтьюза Барроу: большие серые глаза, типично морские усики над верхней губой — тонкие, щегольские, мощная бычья шея, брови вразлет, прямой крупный нос, густые, назад зачесанные волосы. Мужчина что надо!
Не скрываясь от Хартона, комиссар нажал кнопку переговорного устройства, находившегося в нагрудном кармане пиджака, и, не повышая голоса, сказал:
— Инспектор, прошу машину.
И в тишине кабинета Несколько мистически отозвался голос Таратуры:
— Я на месте, господин комиссар.
Не подавая Хартону руку, — впрочем, и Хартон не сделал попытки попрощаться с гостем при помощи рукопожатия, — Гард наклонил голову в качестве прощального жеста, на что получил точно такой же наклон приподнявшегося в кресле Хартона, и вышел из кабинета. В тот же момент ожил селектор, и не менее мистическим образом прозвучал чей-то басовитый спокойный голос:
— Вы молодец, Хартон. Сейчас они, судя по всему, отправятся к этому Барроу. Подождем.
— Так точно! — по-военному отозвался управляющий и даже щелкнул каблуками, вскочив с кресла, словно его не только слышали, но и могли видеть.
10. ГОВОРЯЩИЙ НЕМОЙ