Домой ему ехать не хотелось. После того злосчастного пожара в Пантыкино, после двухнедельного тяжелейшего запоя, после того, что произошло в пивной, после ссоры с Бояном и — что много хуже — размолвки с Греком, который, кажется, не на шутку на него рассердился, Кудрявцев просто боялся оставаться дома один.
Внешних причин для такого беспокойства не было, но Роман боялся внезапного приступа белой горячки, опасался, что, случись с ним нервное расстройство, он может в приступе болезненной депрессии запросто покончить с собой. В жизни он сталкивался с подобными вещами, несколько хороших знакомых именно таким образом и пострадали. Двое из них — необратимо.
«Нервы, видимо, сдают, — думал Роман. — Годы, мать их так. Изнашиваться начинаю. Чтобы раньше запой на меня так подействовал? Да никогда! Уж не говоря о пожаре. Даже с жертвами. Даже если погиб старый друг, такой, как Леков. Нажрался бы на поминках, погрустил бы месяцок и все. А теперь — просто фильм ужасов какой-то… Нервы, нервы… Отдохнуть бы нужно, в Азию съездить… На Тибет, что ли, податься?… Помедитировать, в тишине посидеть, о душе подумать…»
Роман слушал Ваганяна и думал, что хорошо бы сейчас собрать всех старых приятелей, вот если бы, скажем, Леков был жив — его притащить бы, Вовку Нефедова, уехавшего в Канаду и пропавшего из виду, Серегу Штейна, всю веселую компанию семидесятых, нажраться здесь как следует, благо халява в чистом виде, а потом — в университетскую общагу, к филологиням, как когда-то. Взять с собой портвешка обычного, должно быть, не стошнит, опыт-то по этой части большой… посидеть… потом потрахаться от души… А утром — пивко в павильоне, толстые липкие кружки, мелкие креветки…
— Вот так, Рома. Деньги сейчас делаются быстро, в долгосрочные проекты вкладываться невыгодно. Вернее, вложиться можно, все отобьется, только зачем, когда можно за год заработать столько же, сколько получил бы за пять, если бы раскручивал какой-нибудь реальный талант.
— Значит, с талантом дело иметь невыгодно? Таланты, короче, вымываются с рынка?
— Да, к сожалению. К сожалению, — повторил Артур, — это так. Мода, Рома. Мода диктует артистов. Как говорят, короля играет свита. А у нас — мода делает артиста.
— А моду кто делает?
— Мы же и делаем, — печально усмехнулся Артур. — Кто же еще?
— А зачем? — спросил Кудрявцев. — Вот, я помню, раньше, в семидесятые, вся мода как-то естественно возникала. Были там, скажем, «Дип Пепл», «Цеппелин». Мода от них и шла. По всему миру.
— А сейчас? — спросил Артур.
— Это я тебя хочу спросить, что сейчас происходит. Объясни, откуда все эти девчонки безголосые?
— Откуда-откуда? От нас, конечно. Мы их и делаем.
— А на кой?
— Рома, ну ты что? Деньги же зарабатываем! Ты думаешь, я дома эту чуму слушаю? Да ни в жизнь! Есть у нас пара ребят в производственном отделе, так им нравятся все эти телки — и «Красота», и «Дембель», и все остальные. Я же тебе объясняю: группу сделать — месяц. Записать альбом, выпустить его — ну, еще если делать такую музычку, знаешь, современную, — Артур покрутил в воздухе пальцами, — еще месяц. А потом за первые полтора месяца нужно все это продать, окупить расходы и получить прибыль. Инфляция же. Иначе пролетишь. Нужно спешить. И отбивать бабки сразу.
— Это все ясно… Только как же искусство? Вы ведь все-таки культуру в массы несете.
— Ты в зал выйди, — сказал Артур, затянувшись толстым «косяком», — посмотри, какая там культура. Мать ее так…
— Да я все это наизусть знаю. Я же в свои заведения не хожу почти, только по работе если…
— Ну вот, а говоришь — культура.
— Так вы и воспитали народ на своих «Дембелях» и «Красотах».
— Ни фига подобного. Сейчас любая музыка продается. Какая хочешь — и старая, и новая, и хорошая, и плохая. И наши «Дембеля». А что покупают? «Дембелей» покупают. Нравится им. Тащатся. Ну и пусть покупают. Мы им еще пяток таких «Дембелей» слепим за год. И заработаем. А потом пригласим, вот для таких, как ты, ценителей изящных искусств, тот же «Дип Пепл». Или Паваротти. И пролетим на них. А покроем убытки из прибыли за «Дембелей». Понял?
— Ну, Артурчик, это же азбука… Я о другом.
— Не пойму. О чем?
— Есть же ведь настоящие ребята! Хочу своими глазами на них посмотреть… Я как раз сегодня к ним собираюсь. По телеку видел, а вот рядом, вживую, — нет.
— Это ты про каких ребят говоришь?
— Да про твой проект. Который должен быть круче Ренаты. Сам говорил…
— Ну да. «Летящие». Обосрался проект этот. Практически накрылся.
— Ну и ладно, большое дело… Что это ты так разнервничался? Покури еще. Чего ты, Артур?
— Да обидно. Двести штук баксов псу под хвост.
— Двести штук? Это серьезные деньги…
— Серьезные.
— Свои, что ли, бабки вложил?
— Ну да… За идиота меня держишь? Деньги фирмы… Фирма-то, конечно, не обеднеет от такого, но Вавилов мне хороших дал пиздюлей… Отрабатывай теперь, говорит. А эти уроды у меня на шее висят, что с ними делать, ума не приложу. Но ребята классные, — неожиданно закончил свою тираду Артур.
— "Летящие"? — уточнил Кудрявцев.
— Ага. Хочешь, они у тебя сыграют?
— Можно. Пусть выступят.
— Вот и здорово. Хоть головной боли меньше… Знаешь, а если их на постоянную работу к тебе отправить? Что думаешь? Например, раз в неделю?
— Да нормальная группа, — сказал Кудрявцев. — Это еще до твоего проекта ясно было. А что у тебя с ними случилось-то? Почему ты говоришь, что деньги — псу под хвост?
— А хер его знает, Рома. Не покатил проект.
— Не покатил? По телеку ведь крутили чуть ли не каждый день? По ОРТ! Клипы дорогие. Концерты вовсю шли… Я тебе сказал, что сегодня к ним собираюсь? Вроде сказал. Мне эта девчонка звонила, приглашала в гости… Ихняя солистка. И вообще, говорила, хочет познакомиться. А она ничего.
Артур покачал головой.
— Ну-ну… Съезди. Посмотрим, как она тебя раскрутит.
— Раскрутит?
— Да они торчат там все со страшной силой. Деньги им нужны. Они же не зарабатывают почти ничего. Вот, думаю, и решила тебя, как богатого папика, крутануть.