— Пусть попробует. Я таких, как она, знаешь сколько видел? Просто трахнуть ее хочу. Симпатичная телка. Люблю таких — худеньких, маленьких… Ну, дам денег немного. Подумаешь, большое дело. Не в деньгах счастье. А клипы, кстати, у них ничего…
— Да, — согласился Артур. — Клипы ничего. Мы их и проплачивали. Только выхлоп нулевой. Мне Вавилов говорит — смотри, как Рената взлетела. С ни хуя, с нуля. Ее один дух из ресторана вытащил, где-то в Симферополе. Обычная баба, ни кожи, ни рожи, и поет хреново… Я, знаешь, учился в консерватории, между прочим. Кое-что в этом понимаю.
— Почему плохо поет? По-моему, нормально поет. Мне не нравится, правда, но лучше, чем всякие твои «Дембеля».
— То же самое. Школы нет. Горлом, горлом берет. Это называется — не петь, а глотку драть. У нее дыхалка вообще не работает. Ни живот, ни диафрагма. Одно горло. Так долго не протянешь, точно говорю.
— Так ведь, по твоим словам, долго и не надо?
— Не надо. Если изначально на это рассчитывать. А она, Рената-Хрената, намеряла себе, по-моему, мировую популярность. У нее просто манька-величка. Обосрется на первом же выезде. Хотя, по моим предположениям, года полтора-два она еще очень круто будет по Раше пахать. Просторы у нас необъятные. Но тут тоже — в крупных городах она хорошо идет, а на местах, в провинции, — полупустые залы. С ней работать нужно грамотно, а у нее продюсер — лох…
— А кто ею занимается?
— Ты не знаешь? Портнов.
— Леха?
— Знаком с ним? — спросил Артур, забивая новую папиросу.
— Конечно. Сколько выпито вместе! Такого не забудешь. Лучшие мои годы, можно сказать, вместе провели.
— Ну, тогда ты все поймешь. Не поперло у него по музыке, он и кинулся в продюсеры. Но, конечно, с Ренатой ему повезло. Или нюх у него хороший.
— Он же профи…
— Это не важно, профи, не профи. Главное, чтобы нюх был. Но работать грамотно Портнов не может. Вот он сразу Ренату распустил, она ему на шею и села. Начал ей петь про то, какая она гениальная да золотая, она и поехала крышей. У них, у провинциальных ресторанных певиц, с этим просто. Комплекс такой перед столицей, знаешь? Всю жизнь смотрят по телеку, как в Москве красиво живут, и хочется им всех нас убрать, что называется, доказать, что они круче. Мол, они — настоящие, а мы, столичные жители, просто случайно оказались в таких тепличных условиях, и гордиться нам нечем.
— Но она же в самом деле…
— По сравнению с остальными нашими бездарями, согласен, еще туда-сюда. Но о мировом уровне даже говорить нечего. Это все на уровне первого класса музыкальной школы. Хорошая дворовая группа, короче говоря.
— А народ тащится.
— Тащится. И еще года два будет тащиться. Вот, я думаю, может, мне реабилитироваться перед Вавиловым?
— В смысле?
— Да перекупить эту Ренату. За два года она мне все затраты по «Летящим» отобьет и еще прибыль принесет.
— А как же ты ее перекупишь?
— Так и перекуплю. Очень просто. Денег дам, и все дела.
— Слушай, это был бы класс.
— А тебе-то что?
— Так ты дашь мне ее в клуб! Чтобы она у меня поработала. А по деньгам мы с тобой разберемся, правильно? У меня народ все спрашивает — хочут, видите ли, бандюганы мои Ренату. А она, сука драная, по клубам не поет. Она, блядь, большой артист, мать ее…
— Да договоримся, Рома, о чем речь. На-ка, дерни еще.
— Слушай, растащило не по-детски, ей-богу!
Кудрявцев откинулся на спинку кресла и выпустил дым тонкой струйкой.
— Круто прет. Как в молодости. Так что же эти твои… улетчики?
— "Летящие"?
— Ну.
— Да ничего. Достали меня с такой силой — не знаю, что с ними и делать-то. Ты серьезно к ним собираешься?
— Серьезно, — кивнул Кудрявцев. — А потом к ней.
— Это один хер. Они все в одной квартире живут. В Марьиной Роще.
— Правильное местечко.
— Да уж… А эту их мадам — кто ее только не трахал. Если она вмазанная, а она последнее время всегда на сто процентов вмазанная, то запросто.
— Я же не по этому делу, Артурчик. Я бы травы еще с удовольствием. А этого говна по вене…
— Ты чего? В твоем же клубе берется. Ты говоришь — говно?
— Для меня, Артур, вся химия — говно. Вот трава — вещь натуральная. А химия дрянь. Ну, нравится, пусть их. Пусть ширяются. А я не люблю. Ладно. Все, время.
Кудрявцев поднес к глазам часы.
— Поеду посмотрю, как они там, в этой своей Марьиной…
— Давай подвезу тебя, — сказал Ваганян. — А то ты уже никакой.
— Какой, какой. Я еще с молодыми потягаться могу. Ты меня, Артурчик, плохо знаешь.
— Нормально я тебя знаю. Поехали.
Роман вызвал начальника охраны клуба.
— Костя, — сказал он, когда в дверях бесшумно возник невысокого роста человек в скромном костюме, меньше всего похожий на предводителя мордоворотов, охраняющих вход в заведение. — Мы сейчас отъедем… Что там с машинами?
— Джип ваш на стоянке… Подогнать ко входу?
— Да, пожалуйста…
— Водитель?…
— Нет. Я сам за руль сяду.
— Да?
В голосе начальника охраны послышалась растерянность.
— Костя, я сказал!
— Может быть, сопровождение?…
— Ничего не надо. Тут рядом.
Роман посмотрел на Ваганяна:
— Недалеко ведь?
— Совсем близко, — сказал Артур.
— Вот видишь! И потом — время-то какое. Улицы пустые.
— Когда это было, чтобы в Москве улицы пустые были? Только при советской власти разве что.
— Ладно, Костян, не ной, пожалуйста. Не строй из себя няньку. Тебе не идет.
Костя пожал плечами:
— Как скажете.
— Вот так-то лучше, — улыбнулся Роман. — Курнуть хочешь?
— Я на работе, — со вздохом ответил Костя.
— Ну ладно. Тогда давай машину ко входу… А твоя тачка где? — спросил он у Артура.
— На стоянке. Где ж еще?
— Поедем на моей. Свою оставь. Костя, посмотришь, чтобы там все было в порядке.
— Что за машина?
— "БМВ", серая, — сказал Артур.
— А-а, видел. Хорошо, проследим.
— Ну, двинули?
Роман пружинисто, как ему показалось, поднялся с кресла и чуть не упал на стол. Его повело в сторону, он несколько раз мелко переступил, таща за собой кресло, наконец обрел равновесие и рассмеялся.