— Да ладно тебе, — ответила Стадникова. — Спасибо, что зашел.
«Победа!»
В голове у Мити сидело одно только слово — «Победа!!!» С тремя, с пятью, с десятью восклицательными знаками.
«Я сделал это! — подумал он, подняв руку, чтобы остановить приближающееся такси. — Сделал! Сколько лет… И все-таки сделал! Пускай после его смерти, но все равно — он сгорел, как свинья, торчок сраный, напыщенный самовлюбленный болван, а я трахаю его жену! Трахаю Ольку! Вот она, справедливость! Все правильно, каждому по заслугам… Каждому воздается то, что он заслужил!…»
— На Московский вокзал, — сказал Матвеев водителю, садясь в машину.
Шофер, пожилой мужик в традиционной, старомодной кожаной куртке, покосился на Митю и усмехнулся.
— Что? Что-то не так? — спросил Матвеев.
— Да нет… Нормально. Завидую.
— Чему? — спросил Митя, заранее понимая, что ответит водила, который за годы работы хорошо научился понимать состояние своих клиентов.
— Да так. Вижу, неплохо ночь провели?
— Не без этого, — улыбнулся Матвеев. — Очень даже не без этого.
— Сразу видно, когда человеку хорошо. Приятно это. Редко сейчас увидишь. Все злые. Или, если веселые, тоже как звери. Нажрутся и орут… А вы — прямо как в кино. После первого свидания… Уж извините, что я так…
— Ничего. Все хорошо, — сказал Митя. — Все, знаете ли, почти так и есть.
— Вот и славно, — кивнул водитель. — Этому и завидую.
«Первое свидание, — подумал Митя. — Если бы первое… Но все равно, в первый раз ведь я с ней, в первый раз! Сколько лет, сколько лет ее хотел, сколько баб через меня прошло! А эта — ну ни в какую! Даже не подойти! Что она, боялась меня, что ли? Или — брезговала? Тогда почему сейчас все так просто? Нет, не брезговала и не боялась. Эта сволочь Василек ее держал. Как удав кролика. Сука поганая! Сдох, падла, туда ему и дорога. Она же знала, что я ее хочу, с первого дня знала. Бабы это чувствуют. А Леков гадский ей глаза застил, держал на привязи. И чего она в нем нашла? Член, что ли, у него из золота был? Так сама же сказала, что он последние годы совсем уже не мог. Вот женщины, вечно упрутся в какую-нибудь сволочь и тащат ее по жизни до конца дней. Мучают себя, а спрашивается — зачем? Ну, ничего. Сейчас все будет по-другому. Мы еще это дело повторим. И не раз. Трахается она как зверь, конечно. Если бы чуток пораньше… Годика на три хотя бы. А то ведь поистаскалась она изрядно. Но все равно, очень даже ничего. А какая была красотка, с ума сойти!»
— Приехали, — сказал водитель.
— Отлично. Держите деньги.
Митя, не считая, протянул шоферу несколько бумажек — просто достал из кармана сколько рука ухватила.
— Гуляете? — Водитель, улыбаясь, взял деньги. — Спасибо, молодой человек. Всего вам доброго.
— И вам того же, — искренне улыбнулся Митя. — Счастливо!
Он вышел на перрон как раз в тот момент, когда «Красная стрела» вползала под высокий навес платформы.
Быстро, еще до того, как поезд замер, последний раз прошипев тормозами, Митя подошел к тому месту, где, по его расчетам, должен был остановиться седьмой вагон, и не промахнулся. Опыт подобного рода встреч у него был богатейший.
Пассажиры «Стрелы» выходили не спеша — народ здесь ездил солидный, знающий себе цену и отчетливо представляющий свои действия по прибытии. Им не нужно было метаться по платформе в поисках опоздавших растяп-встречающих, на их лицах не отражалась натужная мысль о том, что сейчас нужно звонить из автомата и справляться — дома ли те, к кому они приехали, либо же отчитываться: «Я, мол, здесь, на вокзале, куда теперь?…»
Люди, выходившие из вагона «Стрелы», двигались уверенно, целенаправленно и неторопливо.
Музыкантов не было.
— Артистов, что ли, встречаешь? — спросила Митю проводница, женщина средних лет в чистенькой, аккуратно выглаженной, безупречно сидящей на ней форме.
— Да.
— Беги, тащи их уже. Замучили меня, пока ехали.
Митя вошел в вагон и, пройдя мимо распахнутых дверей пустых купе, остановился возле того, где ехала группа «Гротеск».
— Еб тать! Митька!
Гитарист и лидер московского коллектива Шамай, бритый наголо здоровенный мужик, столкнулся с Матвеевым, едва не врезавшись в него своим крутым лбом.
— Еб тать! Встречаешь! Мы уже идем. Видишь, парни расслабились в дороге!
Трое остальных участников коллектива робко шевелились за спиной Шамая. Гриня, кряхтя, сползал с верхней полки и наконец рухнул вниз вместе с матрасом, подмяв под себя Дикого и Босса, которые, держа в руках тяжелые гитарные кейсы, топтались в узком проходе, ожидая, когда Шамай освободит для них проход.
— Ну, пошли, ребята, пошли. Автобус ждет, — сказал Митя, предвкушая изрядное веселье, которым наверняка обернется приезд группы в таком состоянии. Правда, это веселье может грозить лишними заботами для устроителей, но наверняка проблемы не будут носить криминальный характер. Спирто-водочные вопросы легко решаемы — парни, несмотря на свой застарелый алкоголизм, все-таки высокие профессионалы и свою работу всегда делают честно.
— Слава тебе, господи! — сказала проводница, когда Митя с Шамаем вышли на перрон.
— Спасибочки вам за приятную ночь, — пропел Шамай, кланяясь проводнице в ноги.
— Иди ты в жопу, козел! — отвернулась проводница, не поддержав шутливого тона своего бывшего пассажира.
— Ну что, парни? Пивка для рывка?
Маленький Босс, ростом Мите по плечо и совсем теряющийся рядом с гигантом Шамаем, вышел, вернее, почти выполз из тамбура на платформу, стукаясь обо все углы огромным кейсом с бас-гитарой.
— Да, ребята, пива надо, — подтвердил клавишник Гриня, худощавый и самый приличный на вид участник «Гротеска». Он поправил сползающие на нос очки, посмотрел по сторонам и вздохнул: — Без пива сейчас никак невозможно.
— Поехали в гостиницу, парни, — сказал Митя. — Там и пиво будет, и все.
— Нет. Боюсь, до гостиницы я не доеду, — Босс отрицательно покачал головой. — Пошли к ларьку. Тут ларьки у вас прямо рядом. Я знаю. На чем едем-то?
— Автобус на Лиговке, — сказал Митя.