Кудрявцеву нужны были хорошие программы для ночных шоу, то есть ему требовались классные артисты, а большинство звезд имело контракты именно с «ВВВ». Ваганян же хотел иметь постоянную «бронь» в ресторанах Кудрявцева и, кроме того, безопасный и солидный канал, из которого можно было черпать наркотики по приемлемым ценам.
Множество артистов, которых опекал Артур, либо периодически уходили в наркотрипы, либо постоянно сидели на дозе, и бороться с этим злом было совершенно бесполезно. Может быть, правоохранительные органы или специальные медицинские учреждения и могли добиться каких-то успехов в этой борьбе, но «отдавать» им звезд — значило поставить крест на карьере артиста, а следовательно, на прибыли фирмы.
Между прочим, основные деньги Артуру приносило сейчас именно это опекаемое множество, а вовсе не большие звезды, проверенные временем, любимые народом уже лет по пятнадцать-двадцать и до сих пор имеющие многодневные аншлаги.
Гастроли «монстров» были чрезвычайно дорогими, расходы на рекламу, оборудование, на обеспечение звезде приемлемых — по ее, звезды, мнению — условий отнимали у Артура массу подотчетных денег, не говоря уже о гонорарной части: здесь Ваганяну хотелось просто закрыть глаза и уши, ничего не видеть, не слышать и бежать без оглядки куда-нибудь подальше, прочь из кабинета, в котором происходил разговор с представителем звезды, отвечающим за ее финансы перед новым туром.
После того как подбивались итоги и расходы сопоставлялись с доходами, в результате порой получался круглый ноль. Иногда, конечно, случалась прибыль, но чаще, гораздо чаще — чистый минус, и не просто минус, а довольно ощутимый. Хотя, наверное, для такого гиганта, как «ВВВ», эти потери были сопоставимы с комариными укусами, не более того.
Как раз сегодня у Романа должна была состояться встреча с Артуром. Они договорились побеседовать в «Гамме», но Ваганян позвонил и попросил перенести свидание на вечер, а Кудрявцев, еще не вышедший из запоя, обрадовался — он чувствовал себя явно не в форме, чтобы вести очередные деловые переговоры. Впрочем, если честно, он и не хотел их вести.
Роман вообще не желал говорить о делах. Ни с кем. Работа в его ресторанах шла уже независимо от того, присутствовал он в своем рабочем кабинете или нет, — целые толпы администраторов и менеджеров выполняли свои функции точно и без сбоев. Система работала как большой и сложный прецизионный механизм. Единственное, что нужно было делать Роману, — это вовремя смазывать трущиеся детали и узлы механизма, а подобное «обслуживание» не требовало ни сил, ни больших затрат времени. Несколько телефонных звонков, две-три коротких встречи, передача денег, предназначенных для смазки, — и все.
Однако Артур очень настаивал на встрече. Он заявил, что у него серьезные проблемы, решение которых без непосредственного вмешательства Кудрявцева просто невозможно.
— Достали, — говорил Роман Толику Бояну, сидя на заднем сиденье такси. — Ты не представляешь, Толя, как они меня замучили. Вот я и решил… Сваливаю нахрен отсюда. Гори все синим огнем. В деньгах потеряю, конечно, но и хер с ними. Не в деньгах счастье, это я тебе точно могу сказать.
Таксист покосился на пассажира в зеркальце.
— Смотри, смотри, — крикнул Кудрявцев, заметив этот взгляд. — Вот он я! И еще раз говорю — все вы охуели! Деньги вам мозги свернули!
— Роман, успокойся, — бормотал Толик, поглядывая то на водителя, то на Кудрявцева. Боян не любил, когда Роман начинал, по его собственному выражению, «беспредельничать». «Надо же, — думал Толик, — солидный человек, а ведет себя как заправский „совок“. Напивается среди бела дня, орет на улице во все горло, материт окружающих…»
— Здесь, что ли? — недружелюбно спросил водитель, останавливая машину.
— Ага! Здесь! — крикнул Роман, протягивая деньги. Толик подумал, что пятьсот рублей совсем уж непотребная сумма за десять минут езды в такси, но не стал делать Кудрявцеву замечание, опасаясь новых громогласных тирад.
Роман, пошатываясь, вылез из машины и взял Толика за рукав.
— Сюда, — махнул он рукой в сторону лесенки, которая вела в подвал старого московского дома.
— А что там такое? — подозрительно спросил Толик.
— О! Классное место! В Москве, пожалуй, единственное осталось… С прежних времен.
Место, в которое Кудрявцев привел Толика, вовсе не показалось Бояну классным. Толя опасливо осмотрел темные стены, обшитые пластмассовыми плитами «под дерево», потрогал пальцем липкий стол — круглую мраморную плиту на высокой металлической ножке. Вокруг такого стола положено стоять, облокотившись на края столешницы, пить жидкое кислое пиво из кружки толстого мутного стекла и говорить о футболе, о бабах, о том, что на работе не дали отгул, и других реалиях жизни простого советского человека. Всего этого Боян на дух не переносил.
— Слушай, а чего мы здесь делаем? — спросил он своего старшего товарища, который в этом странном, чудом сохранившемся в центре Москвы пивном баре советского образца чувствовал себя как рыба в воде и рылся в кармане, собираясь, видимо, отбыть к стойке с двумя блестящими пивными кранами. У стойки толпилась небольшая очередь из мужчин в темной, бедной одежде. Лица у мужиков были красного цвета, в морщинах, некоторые — с синяками, иные — с глубокими шрамами.
— Тебе не нравится? — спросил Кудрявцев. — Ты чего? Это такое место! Памятное… Мы тут с Лековым знаешь как оттягивались? Еще в семидесятые. Как оно сохранилось до сих пор — просто не представляю… Память! Только здесь я чувствую себя молодым. Эх, Толька, сейчас пивка рванем… Ты не бойся, тут хорошо… Расслабься… Я быстро.
Кудрявцев пошел к стойке и встал в конец очереди, оставив Толика наедине с его страхами и тошнотой, которую Боян испытывал от одного только вида этой жуткой «пролетарской» пивной.
— Слышь, друг, дай три рубля.
Чья-то рука ударила Толика по плечу.
— А?
Боян повернулся и увидел перед собой парня в синем спортивном костюме явно турецкого производства. Длинные сальные волосы, маленькие глазки на потном лице… Эти глазки бегали по сторонам, то ли что-то выискивая, то ли просто не могли зафиксироваться хотя бы на миг.