- Я тоже люблю тебя, Тося... - сказал Иван тихо и положил на столик бритву. Мою сломанную бритву.
Теперь ее мог взять любой. Любой мог наладить ее, включить и начать бриться. Аж до самого Марграда...
- Да?! Да?! - закричал Семен. - Ты так?! Ты так?!
Он бросился что-то доставать на верхние полки. Вниз полетели свертки, коробки, еще что-то. Семен, словно не помня себя, в каком-то исступлении все бросал их и бросал на пол и столик. Много, однако, у него было еще припасено там. Потом он соскочил на пол и начал с криком "Вот! Вот!" выбрасывать все в открытое окно.
- Вот! - зло сказал он, закончив свою работу. - Вот! Ты этого хотела! Получай! Этого ты хотела! Все там, все!
- Я не этого хотела, Семен...
- Не этого?! Знаю я, чего ты хотела...
Семен немного поостыл, устал.
- А! Идите вы все... - И он мрачно сел в угол свободной полки. Похоже, что Семен понимал, что произошло. Понимал даже, что теперь он ничего не вернет назад. И страдал. Наверное, Семен очень любил свою Тосю.
- Теперь уж нет, - тихо сказала Тося и пошла в купе Инги.
44
Все молчали. Кто растерянно, кто многозначительно. Не знаю, сколько бы продлилось это молчание, но тут в вагон ворвался неутомимый Валерка. Вид его был красноречив. Валерка наверняка совершил очередной геройский поступок.
- Задание выполнено, - отрапортовал он. Его даже не смутило присутствие в купе незнакомых людей. - Все сделали, - сказал он уже менее восторженно.
Но теперь некому было спрашивать Валерку. Я и Иван не имели права. Степан Матвеевич готовился к отходу в другую реальность. Валерий Михайлович стоял с испуганным видом, да и вещи его снова беспокоили, давили или врезались в тело. Семену теперь вообще на все в жизни было наплевать. Комиссия впервые видела Валерку и не знала, что за задание он выполнил. Да и не было, собственно говоря, у него никакого задания. Валерка делал то, что считал нужным.
- Какое задание? - спросил Федор.
- Ну это... чтобы пассажиры не выдумывали ничего такого сверхъестественного. Не мечтали чтобы до Марграда... Мы и посты везде расставили. Методику работы продумали. Заговариваем, так сказать, зубы... А что? Что-нибудь изменилось? Не нужно было этого делать?
- Да нет, - сказал Федор. - Молодцы вы. Все правильно сделали. И как поезд, идет уже по расписанию?
- Не совсем, но догоняем... По крайней мере, мы идем по Западно-Сибирской низменности, как и должно быть.
- Это хорошо, - сказал Федор. - Значит, приедем...
- Дело в том, Валерий, - сказал я, - что мы все равно никогда не приедем в Марград, потому что у нас с Ингой здесь двое детей, появившихся странным образом. И из-за этого поезд будет вечно метаться по железным дорогам.
- Ну и что, что двое детей? - Валерка смутился. - Ну и что, что двое? Двое и должно быть в семье. Даже две целых и три десятых в среднем. Я читал.
- Да ты все ли понимаешь, Валерий?
- Понимаю. Раз Инга любит тебя, почему бы у вас не быть детям?
- Так ведь и ты ее любишь! - нанес я запрещенный удар.
- Я?.. Да... А что?.. Ну и я тоже... Так что же из этого? Я не понимаю, простите.
- Это ты прости меня, Валерий. Я что-то не то сказал. Но все равно мы никуда не приедем.
- Валерий, - сказал Иван, - я вот только что перед твоим приходом сказал всем, что люблю Тосю.
- Ну и что?
- Да все то же...
- Ну и люби себе на здоровье!
- А другим?
- Что другим?
- Себе на здоровье, а другим?
- Да какое дело другим! - вспылил Валерка. - Что тут могут сделать другие?!. Я понимаю, понимаю. Я все отлично понимаю. И вы тут напрасно думаете... - Он вдруг начал пятиться, потом повернулся и убежал в другой вагон.
Конечно, Валерка не мог сидеть без дела. Вся жизнь его была в хороших и полезных делах.
- Вот эта самая бритва, - сказал Иван и залез на свою полку в соседнем купе.
Все, он больше не желал принимать участия в этой лотерее.
Степан Матвеевич вдруг поднял мутные глаза и выдавил из себя хриплое:
- Год, число, месяц?
- Второе августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года, - сказал я и постарался усадить его поудобнее. - Реальность самая что ни на есть настоящая.
Вот он-то пожертвовал своим счастьем и теперь снова был в своей многомиллионной и страшной жизни.
Валерий Михайлович хватал посиневшим ртом воздух. Ремень, что ли, перетянул его дальше невозможного? Он тоже согласился вернуться в свою многотрудную жизнь.
- Академики, занимайтесь спортом! - бросил клич писатель Федор.
Где-то пыталась не вспоминать свою семью Зинаида Павловна и наверняка снова помогала кому-то.
Вообще-то я сдался... Ну не то чтобы сдался, а просто отдал себя на суд пассажиров. Уж справедливый Валерка наверняка через своих бойцов объяснит всем, что теперь им нужно делать. Может, и делегация какая придет. Я не скажу и слова против, даже не подумаю возражать. Я просто буду сидеть рядом с Ингой, и все... Будет так, как будет.
А комиссия пусть тут решает, что к чему. Пусть связываются с Академией наук, пусть сбрасывают десанты и продукты, пусть вычисляют на математических машинах дальнейшую судьбу нашего поезда и его пассажиров. Пусть они что хотят, то и делают. "Мозговой центр" нашего поезда распался. И уже пришли другие люди на наше место. Я бы сейчас не удивился, если бы все дело спасения поезда возглавил Валерка. Ему бы подошло руководить и спасать человечество. А попутно он бы объяснил ему, в чем оно, право, и где совершало ошибки. Пусть... Все пусть... Все, все, все!
Я повернулся и пошел в последнее купе, где еще совсем недавно с такой радостью и желанием пели веселые песни, где выделялся красотой и силой голос Инги, где все были счастливы, а если и не все, то все-таки не так, как сейчас...
Придерживая моего сына при толчках поезда, лицом ко мне сидел товарищ Обыкновеннов. Лицо его было печально. Он, как и всегда прежде, сидел в наглухо застегнутом пальто и надвинутой на глаза велюровой шляпе. А глаза его словно говорили: "Будьте любезны..."
Тетя Маша остановилась перед ним и уставила кулаки в бока.
- Ваш билет, гражданин! - решительно потребовала она.
Вот ведь... Билет надо тете Маше, и все. Хоть лопни все вокруг, но только по билету, приобретенному в кассе законным путем.
- Будьте любезны, - ответил товарищ Обыкновеннов, полез куда-то во внутренний карман, долго искал там билет, потом словно вспомнил что-то, просиял весь, снова плотно застегнул пальто, снял велюровую шляпу, разлив при этом по купе мягкий золотистый свет. Вокруг его головы сиял небольшой нимб. Тетя Маша терпеливо ждала. Уж теперь-то этот безбилетный пассажир от нее никуда не уйдет. Чувствовала это тетя Маша.