— Хромай, Фишка, хорошенько хромай, сокровище Мое! — говорил он, подталкивая меня сзади, когда мы входили в какой-либо дом. — Скриви рожу и стони, стони, собака этакая! Ничего, они мне за каждый твой стон заплатят!..
По дороге он все время учил меня разыгрывать мою роль, издевался над горожанами, а иногда, бывало, ущипнет меня, дернет и с добродушным видом проклинает при этом:
— Ах, черт бы тебя взял!
Однажды он, якобы в шутку, так саданул меня в грудь под ложечку, что я чуть богу душу не отдал. Всю собранную милостыню он, конечно, забирал себе. Мне трудно было у него даже грош вырвать.
— На что тебе, Фишка, деньги? — шутил он. — Ты ц сам — деньги! Хромали бы только твои ноженьки да болели бы у тебя все косточки, пока не околеешь, сокровище мое!
Однажды, когда нужда заставила, я пристал к нему и потребовал свою часть. Увидев, что я не шучу, он набросился на меня:
— Молчать, хромой пес! Даром, что ли, я буду возить тебя в своей кибитке? Даром, думаешь, я буду водить такую падаль? Молчать, наглец! А то жене расскажу. Я тебя знать не знаю и разговаривать с тобой не хочу. Я знаю только твою жену. Она мне тебя передала, от нее я этот товарец драгоценный получил, а с ней уж мы как-нибудь сочтемся…
Скверно! Мне стало ясно, что я у этой оравы вроде медведя на поводу у цыгана. Меня водят и на мне наживаются. Жену у меня отняли, околпачили ее, теперь она же им помогает, а меня передает, как вещь, в руки жуликов и воров!.. Скверно, горько, дальше некуда!
Я понял, что дело пропащее, что с женой мне больше не жить. «Зачем же, — думал я, — мне тут оставаться? Надо бежать, бежать как можно скорее! Каждый лишний день пребывания среди таких воров — грех перед богом. Ведь это люди, для которых ничего святого нет, люди, которые палец о палец не ударяют. Скинули с себя все заботы, знать ничего не хотят о труде, о заработках… Паразиты, которые насели на людей, сосут кровь из народа, да еще питают лютую ненависть к тем, кто их кормит». Я и сам очень низко пал в своих глазах, когда стал думать обо всех своих похождениях за время пребывания среди этих бандитов. Ведь я совсем не тот, что был раньше. Я набрался от них много всяких гадостей. Единственное средство избавиться от всех этих бед и несчастий — это вырваться от них и бежать отсюда, как от чумы.
Но как быть с ней? Как оставить мою горбунью? Мне представлялось, что я стою над заклятым местом, над пропастью, что подо мною ад. В одно ухо чей-то голос кричит: «Спасай свою душу, Фишка! Беги куда глаза глядят!» А в другом ухе раздается голос горбуньи: «Фишка! Фишка!..» Надо выбирать одно из двух: либо туда — в светлый мир, свободный от греха, от горя и мытарств, либо оставаться здесь, в аду, но зато вместе с ней. Я вдоволь поплакал и… да простит меня бог за грехи — остался…
Лишь потом, спустя некоторое время, мне в голову пришла мысль бежать вместе с горбуньей. Но для этого необходимо было прежде всего развязаться с женой. Что может быть хорошего от того, что я буду без толку водиться с девушкой? Ведь люди будут болтать и думать бог знает что… Единственное средство — развод. Но согласится ли, думал я, моя жена? Ведь это же язва, божье наказанье! Если я заговорю о разводе, она мне назло откажет! Величайшим удовольствием для нее в последнее время было мучить меня и всячески досаждать мне. И все же это меня не испугало. Я решил так или иначе, добром или злом добиваться развода. Авось бог не без милости. Но до поры до времени я держал это в тайне, чтобы никто об этом не проведал.
После разговора со старикашкой я отказался ходить по миру с кем бы то ни было из этой шатии. Пришлось вынести немало горя, но я заупрямился: умру, а медведем на поводу у этих жуликов не буду! Рыжий черт со своей братией были очень недовольны и не раз пускали в ход кулаки.
Однажды, избивая меня, они сказали:
— Что же, мы тебя даром, что ли, возить будем, цацу этакую? Работать не хочешь, зарабатывать не желаешь — катись отсюда ко всем чертям собачьим!
— Пожалуйста, хоть сейчас! — ответил я. — Отдайте мне только мою жену, жену мою!
Они переглянулись и разразились хохотом. Само собой понятно, что жену я потребовал только для отвода глаз. В душе я думал: держите ее у себя, это золото, пусть она только разведется со мной! Правда, от побоев, которые я получил, у меня ныло все тело, но в то же время я был доволен.
«Ничего! — думал я. — И это пригодится. Увидят они, что я упорствую, что пользы им от меня никакой, тогда они сами рады будут избавиться от меня. А это поможет мне развестись с женой».