Пострадавший от дедовщины парнишка еще лежал в госпитале, но следователь узнал, что к нему приезжал брат. Брат оказался офицером разведбата, специалистом, так сказать, определенного профиля. Когда следователь попытался вызвать его на допрос, тот срочно вылетел в очередную командировку. А через день дело забрали в военную прокуратуту, и больше об этом никто ничего не слышал.
- Но в данном случае, боюсь, такой благоприятный исход нам не грозит, заключил с сожалением Жбан.
Он подшил протоколы и засунул папку с делом куда-то в груду бумаг на полу.
Вернуться мыслями к самому делу Фотиева заму по розыску привелось лишь через два дня, когда была отработана и отброшена спекулянтская версия.
Хусаинов еще раз перебирал в уме все известное по делу. Был вечер, самое горячее время в отделении, но среди этого всегдашнего бардака ему удалось выкроить несколько минут, чтобы запереться в кабинете и попить чаю. В спокойной обстановке хорошо думалось.
"Кажется, одну вещь мы упустили из виду. - сообразил Хусаинов. - Фотиев проживал в своей комнате нелегально. Учебу он уже закончил. По списку проживающих в комнате 1430 значились Гринберг и Пчелкин. Первый был налицо, а о втором никаких сведений не собирали. Сперва подумали, что это простая ошибка."
Давно прошли те времена, когда документация на проживающих содержалась в относительном порядке и всегда была к услугам милиции и администрации общежития. Нынче никто бы не удивился, если бы списка проживающих не оказалось вообще. Поэтому сначала подумали, что просто ошибка в документах, поменялись комнатами, например. Но затем выяснили, что Фотиев уже не студент, не аспирант, а что же он тогда делает в общежитии - эта мысль как-то никому в голову не пришла. Сейчас зам по розыску старательно восполнял интеллектуальный дефицит в расследовании.
"Судя по его торгово-демократическим связям, Фотиев просто решил обосноваться в Москве, благо, возможностей для предприимчивых людей сейчас хватает. За комнату дал на лапу коменданту или купил "мертвую душу". Сейчас это в порядке вещей, и никто его не заложит."
Торговля мертвыми душами с некоторых пор прижилась в Университете. Огромное общежитие, которым распоряжалось, с одной стороны, специальное Управление общежитий, а с другой - администрации двух десятков факультетов и подразделений, даже в лучшие советские времена порядка не знало. А уж с наступлением Перестройки воцарился полнейший бардак. Руководство Университета было озабочено исключительно вопросами самосохранения, ибо сверху прозвучало, что такой большой бюрократический аппарат нам не нужен. Студенты же, прослышав о неприкосновенности жилища и прочтя в прессе, что институт прописки не соответствует демократическим нормам, заключили, что теперь милицию, администрацию и оперотряд можно посылать подальше, и многие так и делали.
Те студенты, которые имели родственников в Москве, предпочитали жить у них, а свои места в общаге сдавали многочисленным желающим вроде Фотиева. Это называлось торговлей мертвыми душами. Стенды "куплю-продам" пестрели объявлениями типа "Куплю мужскую мертвую душу в ГЗ".
"Значит, скорее всего, Пчелкин - мертвая душа, - продолжал рассуждать Хусаинов. - Возможно, что-то удастся раскопать по этому направлению. Надо будет провести..."
Мысли прервал телефонный звонок. Забыв, что "его нет", Хусаинов привычно схватил трубку и ответил.
Звонил дежурный. Несколько минут назад комендант корпуса сообщила, что на 14 этаже в коридоре лежит человек. Поднявшийся туда наряд милиции нашел молодого человека без сознания, но не пьяного. Последнее обстоятельство сержантов насторожило. Они привели пострадавшего в чувство, и тот, очнувшись, заявил, что на него напали двое вооруженных людей, которых он заметил в комнате 1430, что они угрожали ему и что-то от него требовали. Когда его спросили, где он живет, он еще сильнее испугался и сказал, что в свою комнату не пойдет, потому что они его там поджидают.
Поскольку найденный молодой человек явно не был пьян, значит, находился в наркотическом опьянении. Так бы и решил дежурный, если бы не услышал упоминания о комнате, где недавно произошло убийство. И он посчитал необходимым немедлено поставить в известность зама по розыску, несмотря на то, что Хусаинов заперся у себя, то есть, не желал, чтоб его беспокоили.
Да, упоминание комнаты убитого превращало бред наркомана в заслуживающее тщательной проверки заявление гражданина. Хусаинов, выскочил в коридор, прихватил подвернувшегося сержанта Вощанова и поспешил на 14 этаж, где, по сообщению дежурного, ожидал и разрешения ситуации пострадавший и двое сотрудников. По дороге, рассказывая сержанту вкратце суть дела, он сообразил, что если и могло там случиться что-то неприятное, то уже случилось.
Лифт, как назло, стопорился почти на каждом этаже. Когда он остановился на двенадцатом, Хусаинову пришла в голову мысль, а не заглянуть ли сперва в комнату пострадавшего, уж коли он уверен, что его там поджидают. На четырнадцатом ждет наряд милиции, там вряд ли что случится до его прихода.
- Выходим, - бросил он Вощанову, и они свернули из лифтового холла налево, в плохо освещенный коридор, где была расположена комната 1252, та, в которую опасался возвращаться подвергшийся нападению неизвестных гражданин... его фамилию еще предстояло выяснить. Комната находилась как раз в начале перпендикулярного коридора, так что ее дверь смотрела вдоль коридора основного и была хорошо видна издалека. Когда Хусаинов с Вощановым миновали половину пути, дверь неожиданно отворилась, и оттуда показался человек, рассмотреть которого они не успели, поскольку он, бросив быстрый взгляд на идущих по коридору, моментально подался назад и захлопнул дверь.
Подбегая к комнате, Хусаинов оценил реакцию незнакомца: тому потребовалось никак не больше секунды, чтобы заметить их двоих в полутемном коридоре, понять, кто они и куда направляются (сам Хусаинов, как обычно, был в штатском, а шедший чуть позади сержант - в форме). Надо отдать должное Вощанову, ему не пришлось объяснять, он сообразил на лету и тоже ринулся к двери. Но она была уже заперта.
Интуиция подсказывала Хусаинову, что они зацепили что-то существенное, и выломанная дверь им простится, в крайнем случае, ее можно будет свалить на тех неизвестных, с 14 этажа.
Дверь поддалась после шести-семи ударов. С оружием наготове они с Вощановым ворвались в комнату и увидели только распахнутое окно. Сержант кинулся смотреть вниз, опер же поступил более осмотрительно - отступил назад и приготовил пистолет: злоумышленик мог затаиться в комнате и тогда бросившийся поспешно к окну полетел бы наружу вверх ногами.
- Вон он! - воскликнул сержант, перевесившись через широченный подоконник. - Вон, на трубе!
Поколебавшись секунду, Хусаинов тоже выглянул в окно, жестом приказав коллеге прикрывать тылы; ему не верилось, что можно вот так запросто вылезти из окна 12 этажа. Но на водосточной трубе несколькими метрами ниже действительно виднелась темная фигура, поспешно спускавшаяся к земле. Подняв взгляд по трубе вверх, Хусаинов опешил: труба проходила на изрядном расстоянии от окна; от одной мысли о таком прыжке у него перехватило дух.
Так и не решив для себя, мог ли неизвестный сигануть из окна, или на трубе они видели кого-то другого, опер, тем не менее, понял, что догнать его они уже не смогут. Принимая необходимые меры предосторожности, они осмотрели комнату на предмет спрятавшегося здесь человека, но никого не нашли.
Следовало идти на четырнадцатый, разбираться с нападением. Сержанту Хусаинов приказал связаться с ближайшего телефона с дежурным, известить его о происшедшем, а затем ждать его или сыщиков возле этой комнаты; ее следовало осмотреть подробнее.
На сержанта он мог полностью положиться.
Встречаются еще энтузиасты в нашем деле! Вощанов был из их числа. За первые же полгода службы весь энтузиазм у большинства улетучивается. Меньшинство составляют те, у кого душа лежит к милицейской работе. Еще большая редкость - когда работа отвечает взаимностью. В 206-м отделении подобных уникумов водилось двое - начальник отделения Валентинов и старший сержант Вощанов.