Другая история, дошедшая до Алексея Петровича, проходила не по его ведомству, а через партком. В недавние застойные года жили в одной комнате общежития два первокурсника с Кубы и с ними один наш парень. Он был спортсменом, каждое утро вставал в шесть, делал гимнастику, пробежку вокруг корпусов и так далее. И ему обидно было смотреть, как соседи сладко дрыхнут чуть не до девяти, в то время как он поднимается с гимном. Тогда наш спортсмен придумал и кубинцев тоже поднимать чуть свет, утверждая, что гимн Советского Союза полагается слушать стоя. Кубинцы - ребята дисциплинированные, послушно вставали и стоя выслушивали гимн. Эта патриотическая идилия продолжалась целый семестр, а потом несколько освоившиеся иностранцы решили выпросить себе поблажку. И отправились в партком с нижайшей просьбой. Мы, говорят, очень уважаем вашу страну и все ее символы, готовы выполнять все установления, но ввиду больших учебных нагрузок, не могли бы вы в порядке исключения, если это только возможно, разрешить нам по воскресеньям не вставать в шесть утра слушать Государственный гимн СССР. Парня отчислили моментально. Алексей Петрович выразил сожаление, что люди в парткоме оказались совершенно без чувства юмора.
Кулинич в ответном слове вспомнил, как он в те же благословенные застойные годы сдавал в КГБ агента марсианской разведки. Некий воришка вздумал разыгрывать из себя психа. Он утверждал, что прилетел с Марса, отказываясь под этим предлогом сообщать свою фамилию. Бить задержанных в университетском отделении всегда было не принято (что поделать, "с кем поведешься..."), поэтому Сергею поручили расколоть мужичка, ибо сдавать его в психушку - дело муторное и заведомо безвыигрышное. Кулинич пришел в дежурную часть и поинтересовался у задержанного, кто он и откуда. Услышав, что перед ним марсианин, опер деловито осведомился: "Паспорт попрошу! Виза, надеюсь, в порядке?" "Какая виза?" - опешил марсианин. "Как, какая виза? Вы же прибыли с Марса - из-за границы, значит, должны иметь визу на въезд. Нет визы? Очень жаль. Вынужден вас задержать. Дела о нарушении госграницы подведомственны Комитету государственной безопасности, туда я вас и передам" Поскольку воришка рассчитывал в худшем случае на психбольницу, но никак не на следственный изолятор КГБ, он предпочел признаться в своем земном происхождении.
После того, как Алексей Петрович ушел, воспоминания на комитетовскую тему продолжились, но уже не столь беззлобные. Кто-то припомнил видеокамеры в сортирах - старую мозоль Хусаинова.
Несколько лет назад, во времена застойные, теперь почти былинные, в туалетах Главного здания были замечены надписи и изображения фашистского содержания. В отличие от традиционных голых баб и непристойных стишков, коими непризнанные творцы испещрили в уборных все вертикальные поверхности, данное явление заслуживало, по мнению компетентных органов, пристального изучения. Комитетчики установили в туалетах скрытое видеонаблюдение, пытаясь поймать неонацистов. Как раз в тот же период опера отделения занимались кражами сумок у библиотек, в смысле, искали, кто ворует сумки. В последнее время вещи стали пропадать чаще, некоторые заявители настояли на возбуждении дел, потом дошло до ректора, и там тоже настоятельно попросили принять меры. Короче, очень надо было поймать хотя бы одного сумочного вора, дабы представить пред светлы очи ректората, а также списать на него имеющиеся заявления. Как назло, сумочный вор не ловился. Тут совершенно необходима была техника. Опера обратились к "соседям" с просьбой одолжить хоть одну видеокамеру, но так ничего и не получили. С тех пор Хусаинов свое мнение об Алексее Петровиче и его службе изменил к худшему, хотя старался этого не выказывать. Кстати сказать, сумочного вора они через пару недель таки поймали при помощи иного технического средства. Через муровских знакомых опера достали армейский взрыв-пакет и, заделав его в "дипломат", сели в засаду. Громыхнуло тогда здорово. За использование опасного для здоровья окружающих устройства Хусаинов схлопотал выговор и надолго распрощался с мечтой о майорском звании.
На другой день Валентинов прибыл в отделение после двенадцати. С утра он ездил на совещание к начальнику РУВД полковнику Сидорчуку. Дело Фотиева имело уже широкую известность, не столько общественную, сколько среди верхов. Благодаря активности "Союза демократов", им заинтересовались в МГК. Как всегда, заинтересованность верхов выразилась в понуканиях милиции и требовании ежечасных отчетов. Полковник, видимо, уже получил "накачку" и теперь наседал на Валентинова. Добрую половину совещания он говорил о том, как важно поскорее раскрыть это "дело с политическим душком".
Районный начальник вообще любил поговорить по случаю. К несчастью, существовали люди, по должности обязанные его выслушивать.
- Меня переставили перед фактом, - распространялся полковник. - Обычную уголовщину превратили в политическое дело. И это дело висит над нами как мандоклов меч!
Один не в меру образованный капитан, не сдержавшись, прыснул, после чего судорожно зашуршал бумагами.
Валентинов робко заметил, что расследование - вообще-то должен вести следователь прокуратуры, но Жбан пока что пальцем не шевельнул, крутятся только опера.
- Ваша работа, она тоже оставляет желать быть лучшему, - огрызнулся полковник. Но следователю пообещал "прописать стимул".
Сидорчук, надо сказать честно, был не таким уж дубом. Сам он начинал с участкового инспектора, от "земли" оторвался не так давно и до сих пор еще имел представление о том, что службе помогает, а что - нет.
Сразу от начальника Валентинов поспешил в свою контору.
Подойдя к дежурной части, он хотел уже приказать вызвать к себе Хусаинова с докладом, но дежурный его опередил:
- Еще одно убийство, товарищ майор!
Новость подействовала ошеломляюще.
- По сообщениям граждан, некто Кузьминский выброшен из окна прошлой ночью. Возможно, и сам выбросился, но заявители настаивают на убийстве. Работает бригада с Петровки.
Из всего, что произнес начальник, цензурным было только одно слово:
- Где?
- В северном дворике.
Валентинов тут же направился к выходу из отделения, намереваясь увидеть все лично, однако навстречу ему уже шел следователь дежурной бригады ГУВД. После представления гость сразу взял быка за рога:
- А куда вы девали труп?
- А с чего вы взяли, что мы его куда-то девали?
- А с того, что его там нет!
- А он там был?
- Очевидцы утверждают, что был. И кровь на земле...
"Вот незадача! - подумал Валентинов. - Неужто из моих кто-то учудил? Не должны бы. Все знают, что на месте происшествия трогать ничего не положено. Сказать, что не трогали? А вдруг действительно наши? Выяснять при следователе неудобно..."
В памяти тут же всплыла давнишняя история, происшедшая, к счастью, на территории другого отделения, хоть и в общежитии Университета. Какой-то местный кузьминский навернулся тогда с шестнадцатого этажа. Пролетая, зацепился головой за подоконник на полпути. Голова, естественно, оторвалась и отлетела метров на тридцать, а тело упало прямо под стеной. Дежуривший там молодой сержант сообщил в отделение, а сам отправился охранять место происшествия. Неизвестно, отчего ему взбрело это на ум, то ли решил оказать помощь следствию, то ли подумал, что так удобнее охранять, но он разыскал голову пострадавшего, невозмутимо взял ее за волосы и подтащил к телу. Над сержантом смеялись все окрестные отделения.
Конечно, везде может найтись подобный деятель, но Валентинов, подумав, решил, что у него таких нет.
- Наши не брали. Может, кто из студентов... Решили, например, что он еще жив. Кто охраняет место происшествия? - последняя фраза адресовалась дежурному.
- Я Семена направил, - отозвался Петрович. - Но только мы поздно сообщение получили. Наверное, бригада даже раньше приехала.
Валентинов чувствовал себя неуютно. Он привык знать на своей территории все. Во всяком случае, знать все лучше городских. Увидев, что на этот раз оплошал, он немедленно развил кипучую деятельность. Кому-то влетело, и сотрудники под строгим взглядом начальника забегали на полусогнутых.