Здесь, в штабе его легче всего было застать. Вот и сейчас Кулинич, заглянув внутрь, увидел Крота, забивающим "козла" с окодовцами. Присев рядом, опер взял фишки и завел разговор. Подведя к интересующей теме, он попросил Крота сориентировать его в мире университетских спекулянтов.
Мира спекулянтов как такового в Университете не оказалось в силу того, что, по словам Крота, спекулировали здесь все.
В 206-м отделении милиции, как и в других, имелась группа угрозыска и паспортный стол. Представительств же других милицейских служб, в том числе БХСС, отделению не полагалось. Бэхаэсэсники из района если и заглядывали в Университет, то крайне редко, так что спекулянты чувствовали себя здесь достаточно вольготно. Пустующую экологическую нишу в отделении заполнял, по мере своих возможностей, Крот, исполняя роль местной службы БХСС.
Крот с готовностью согласился поделиться своими знаниями и под стук костяшек и возгласы "А мы поперек!", "Приплыла!" и "Считайте фишки!" он прочел вводную лекцию на тему "Спекуляция и черный рынок в Университете".
Черный рынок в Университете был особенным, не похожим на тот, что функционировал на всей остальной территории страны, хотя и столь же черным. Во-первых, движение товаров здесь не подчинялось нормальным рыночным или хотя бы базарным (ибо в нашей стране пока не рынок, а базар) законам. В то время, как везде поток товаров, поступая от производителей (либо расхитителей) к оптовикам, далее дробился, переходя к более мелким спекулянтам, и от них уже попадал к потребителям, в Университете путь обычных в общем-то товаров бывал порой весьма причудлив. Отдельные оптовые торговцы доставляли в общежитие крупные партии дефицитных вещей, и сюда же стекались более мелкие, закупленные в торговой сети и у тех же спекулянтов. Лишь немногие товары находили в Университете своего потребителя. Большей частью они перепродавались по нескольку раз среди студентов как партиями, так и поштучно, естественно, цена каждый раз возрастала. Покрутившись так некоторое время, товар уходил обратно к московским спекулянтам или в другие города. Получившаяся в результате каша не подчинялась никаким экономическим закономерностям, но позволяла почти каждому студенту получить каким-то образом небольшой доход.
Во-вторых, университетский рынок, в отличие от городского, имел, так сказать, заочный характер. Никто не стоял с товаром в руках, не ставил лотков и не открывал ларьков. Все сделки заключались посредством объявлений, под которые были отведены десятка два больших стендов в разных корпусах. Объявлений громоздились тысячи и тысячи, их постоянно растущие напластования среди роящихся вокруг студентов чем-то напоминали пчелиные соты. Бумажный слой был таков, что если Кроту требовалось, к примеру, изъять интересующее его объявление, он просто втыкал под него ножик и, подрезав снизу, выдирал вместе с сантиметровой толщины куском более ранних наслоений. Образовавшаяся рана моментально зарастала новыми бумажками. Практически все объявления были анонимными. Свой телефон или номер комнаты на них писали покупатели, а продавцы обращались к ним самое большее через полдня. Подобная традиция возникла из опасений спекулянтов; таким манером они надеялись сохранить анонимность и уберечься от милиции. Против милиции это, возможно, и помогало бы, если б та вздумала ловить университетских мелких спекулянтов. Но молодым росткам рыночной экономики противостоял Крот, а от него никакие уловки не спасали!
За всеми этими разговорами Кулинич, не уделяя достаточно внимания игре, два раза остался козлом. Уходить побежденным он посчитал оскорбительным для чести мундира и поэтому задержался еще, чтобы преподать урок дружинникам. В паре с Кротом взяв реванш и в довершение навесив соперникам "яйца", он заметил, что времени уже "ого-го", и пора бы действительно взяться за спекулянтов.
Тяжко вздохнув, опер уже хотел идти, но тут оказалось, что ближайший спекулянт фактически у него в руках. Ребята собрались на операцию. Накануне Крот договорился по телефону с неким Андреем о покупке у него наручных часов по явно завышенной цене, и сейчас собирался взять этого Андрея и пустить его по административке за "незаконную продажу по ценам, превышающим...". Как понял Кулинич, это была уже отработаная процедура: подставной покупатель задержание - протокол - статья 1502 - судья - штраф с конфискацией. Отделению регулярно сыпались "палочки", а Крот тренировал своих ребят для более серьезных дел.
Естественно, опер заявил, что примет участие в операции и договорился о получении задержанного спекулянта в свое распоряжение.
Возле дежурной части его окликнул Петрович, дежурный по отделению:
- Але, Николаич! Это для тебя, кажется. Тут ребята жилой сектор отрабатывали...
Петрович почему-то ко всем обращался исключительно по отчеству и на "ты" и к своим коллегам, и к гражданам, и к задержанным. "Ну, че, Сергеич, подписывать будешь", - добродушно говорил он арестованному и при этом так искренне улыбался, что задержанный тоже расплывался в улыбке как дурачок, совершенно забывая, что ему светит лет пять срока. Единственным исключением для Петровича был начальник отделения, именовать которого Владимирычем он решался только за глаза.
- ...Нашлось двое свидетелей, как накануне убийства этот сукин сын Фотиев поругался с каким-то черным. Но не тем, что у нас отдыхает, а другим, вроде бы, спекулянтом. Вот протоколы, почитай.
Эмоциональная оценка потерпевшего не вызвала у опера протеста. Так испортить показатели отделения, позволив убить себя в конце квартала, мог только законченный сукин сын.
В показаниях утверждалось, что накануне вечером Фотиев на лестнице бурно объяснялся с неким гражданином упомянутой национальности, о котором известно было лишь то, что это оптовик, регулярно носивший в общежитие партии товаров. Ни имени, ни подробностей внешности очевидцы не сообщили. Хотя у Кулинича возникли определенные сомнения относительно искренности свидетелей, но протокол составлял зампорозыску Хусаинов, и если уж он не смог вытянуть у свидетеля всей правды, значит уже ничего не поможет. Не исключено, впрочем, что свидетель действительно не знал имен.
Вот и стало ясно, о чем расспрашивать спекулянтов.
Все вышло удачно. Продавец явился на встречу один, товар принес с собой и, как только взял деньги, был немедленно повязан. Формальности заняли около часа времени. Следовало составить рапорта о доставлении нарушителя, административный протокол, получить объяснение с "покупателя" и составить протоколы об изъятии полученных продавцом денег и добровольной выдаче купленных часов. Для протоколов пригласили двух понятых, за которыми пришлось бегать на второй этаж и еще уговаривать. Последний документ - расписка "покупателя", что деньги ему возвращены - и дело можно было передавать на рассмотрение.
Здесь Кулинич несколько изменил обычный ход процедуры. Он увел задержанного к себе в кабинет и долго втолковывал ему, что теперь дело плохо, его отчислят из Университета, он попадет "на учет" как спекулянт и тому подобное. Уже через двадцать минут задержанный "потек" и согласился ответить на некоторые вопросы в обмен на заминание дела.
Последующая беседа дала кое-какую полезную информацию. Торговец, который оказался никаким не Андреем, а вовсе Никитой, немного знал замаячившего в деле пока что анонимного кавказца, носящего оптовые партии товара в общежитие. И даже не одного, а двух. Работали они, по его словам, в паре, появлялись регулярно то один, то другой. Одного, который постарше, звали Рустам, а более молодого - Шамиль. Скидывали они товар десятку своих знакомых, а те распродавали более мелкими партиями. Никита знал только одного из таких "дилеров" и, немного поупиравшись, назвал его имя и номер комнаты - Антон, 417.