И его язык проходит наглой лаской там, где уже влажно и очень горячо.
— Боже, — выдыхаю, хватаясь за что придётся.
Прикрываю глаза, ногти бесполезно царапают тканевую обивку дивана.
— Всего лишь я, — чувствую улыбку в его голосе.
И выгибаюсь, когда следующее движение наглого языка слишком лёгкое и ненавязчивое. Подаюсь бёдрами вслед за ним, но широкая ладонь по-хозяйски ложится мне на лобок.
— У тебя же всё болит, стервочка, — открыв глаза, встречаюсь с хитрым взглядом.
Да как меня угораздило-то так вляпаться? Ведь я рассчитала всё до последнего форс-мажора, всегда шла последней в очереди охотниц за тугими кошельками и твёрдыми членами. Договаривалась с этими самыми членам — когда просто посидеть, когда язвила и доводила до бешенства и полного нестояния, но ни разу… НИ РАЗУ не случалось так, как с Маратом. Чтобы класть ногу на ногу просто потому, что всё загорелось и зазудело от одного только хмурого взгляда и однозначного уверенного: «Нет».
— А если так…
В первое мгновение меня подбрасывает на злополучном диване, во второе слышится: «Тихо, девочка моя. Тихо», а в третье…
— Скажи, что ты его моешь, — сквозь сорванное дыхание, когда вибратор на миг отрывается от моего клитора и всего, что рядом. — И что… я… не десятая…
Закатив глаза, выгибаюсь дугой. Ногтями вцепляюсь в единственную доступную опору — его предплечье.
— Бери выше, стервочка — единственная.
В два счёта Марат подхватывает меня и перекладывает поперёк дивана. А свободной рукой начинает массировать грудь и мучить напряжённую горошину соска. Но я не чувствую и половины ощущений, потому что все они там, где вибрирует маленькая серая машинка, которая ещё чуть-чуть… чуть… ещё…
— Да-а! — Тело сокращается в таких конвульсиях, что страшно.
Страшно привыкнуть к многочасовому, многочисленному оргазму. И всё это заслуга, казалось бы, проходящего, такого же, как десятки других накаченного бизнесмена с перспективой.
Но подумать я не успеваю. Ни черта не успеваю, даже запомнить цвет дивана и потолка, потому что меня снова разворачивает, а следом накрывает горячее мужское тело.
— Хорошо, стервочка?
Очень. Все до единой мышцы подрагивают, я вся потная как после жёсткого кроссфита, а мозг плавает где-то вне черепной коробки. Мамочки, это же анриал какой-то. Ну не бывает таких мужиков! Чтобы с деньгами, умом и адекватностью одновременно. Не-бы-ва-ет.
Но Мар доказывает обратное, когда твёрдый член скользит по мне от живота и ниже.
— Сбегать больше не будем?
Он входит одним сильным движением, от которого я прогибаюсь несмотря на то, что сил нет от слова совсем. Но где слова, а где деятельный Марат Андреевич.
— А получится? — выдыхаю и кусаю его в плечо.
Мар шипит и мстит мне особо сильным толчком. И кто бы знал, что я такая нимфоманка. Потому что раньше возбуждаться вот так, от одного только мужского, с ноткой горчинки, аромата, я не умела. А сейчас смотри-ка, готова на новые подвиги. Кажется, шестые по счёту? Хотя кто такое считает.
— Чёрта с два, — рычит он и целует.
Крышесносно, повторяя языком каждый толчок. Схватив меня за волосы и заставляя выгнуться на долбанном неудобном диване. Но это последнее, что меня волнует. Я вся сейчас там. Внутри себя, где каждое сокращение его мышц провоцирует очередную обжигающую волну. Она уже готова затопить меня с головой. Развернуться во всю мощь. Заставить забыть кто я и где.
Вот-вот. Ещё немного и…
— Ма-ар, — протяжным стоном по оголённым нервам.
— Да, детка, — рычит Мар, наши дыхания смешиваются, и на третьем толчке судорога удовольствия проходит и по его телу.
Красивому телу, Костя всё-таки хороший тренер. А то, что я сказала тогда про пресс Марата… злая была. Выбесилась, что впервые за эти годы подставилась, легла под богатого и влиятельного. Причём просто так, из идиотской благотворительности.
Пока я лениво рефлексирую, Мар ложится рядом.
— В следующий раз предлагаю всё же дойти до спальни, — фыркает довольно.
— Ага.
Тело больше не моё. Оно парит в невесомости, хотя диван один фиг неудобный. И маленький для большого Марата и наших упражнений.
— Са-аш, — зовёт Мар через какое-то время. Вокруг темно, но уже не настолько, как час назад. Похоже, рассвет вот-вот.
— М-м? — отвечать связно лениво.
Всё лениво, когда тебя гладят. По шее, ключицам, груди. По животу, талии и ниже, по бедру до колена.
— Переезжай?
Вопрос доходит до мозга с опозданием. Непростительным в моей ситуации.
Да ну на фиг. Мне же показалось?
— Что?
— Ты слышала. — Ладонь на моём теле не останавливается, курсируя туда-сюда, туда-сюда.
— Нет, — уверенно.
Пока уверенно, потому что после моего ответа, его пальцы ненавязчиво проходят по соску, хотя до этого Мар обходил грудь ниже ореолы.
— Почему? — тон без претензий, но мне вдруг становится холодно.
И горько. И противно. И… да ну его на фиг.
— Потому что гладиолус.
Да, злюсь. Да, подрываюсь с дивана, влезаю в футболку и трусики как в броню и иду к кухне. Попить, хотя бокал так и стоит рядом с диваном. Дрожащими руками открываю верхний ящик, беру новый, наливаю в него воду прямо из-под крана и собираюсь опрокинуть залпом, но его руки перехватывают.
— Что ты себе позволяешь? — кривясь.
Знаю, что возвращаюсь на старые рельсы. Знаю, что так уже не выйдет, но всё ещё пытаюсь обрести контроль над своей жизнью. Хотя какой уже, к чертям, контроль!
— Избавляю тебя от ротовируса, — хмыкает Мар, берёт новый бокал, наливает воды из стеклянного графина и буквально впихивает мне в руки. — Пей. Ты же хотела.
— Я хотела спокойствия! — рычу, с силой поставив бокал на каменную столешницу. Удивительно, как он не бьётся. — Спо-кой-стви-я. Без наглых физиономий, которые считают себя всемогущими просто потому, что у них есть деньги!
— Стервочка, — Мар вздыхает и ловит меня, не давая сбежать даже на другой конец комнаты, — что у тебя за проблемы? Я ведь всё равно узнаю, так что чем раньше ты скажешь, тем проще будет всем нам.
— Да с чего бы? — чувствую, что срываюсь в истерику, но пересилить себя не могу. — Ты мне никто. Встретились, потрахались? Да и ладно, не в первый раз. Плюнуть и забыть.
— Саш, — он ловит мои руки, заводит их за спину, удерживая одной своей, — ты же в курсе, что говоришь жесть? По-твоему, я каждую свою женщину так уговариваю?
— Так не уговаривай! — задираю подбородок. — Просто отпусти, через минуту меня здесь уже не будет.
— Задрала, — рычит Мар, разворачивает нас и садит меня на столешницу.
Встаёт между моих ног, крепко обхватив бёдра. Внизу живота ёкает, а у меня в голове один мат. Ну почему? Почему именно он вызывает у меня такую реакцию? И почему именно ему одного секса, похоже, мало?
— Значит так, милая моя. — Мар дёргает меня на себя, вжимая в главное своё доказательство. — Либо ты рассказываешь, что у тебя за проблема и мы думаем вместе, либо я выясняю и решаю её сам. Как захочу. Андестенд?
— Пусти! — пытаюсь выкрутиться, но куда там.
— Ты поняла меня, стервочка? — Одной рукой берёт за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Мне не пятнадцать, я делаю, что хочу и беру то, что хочу.
— Даже если я против? — ногтями впиваюсь в его плечи, но Мар даже бровью не ведёт.
— А ты против? — подняв бровь. — Давай начистоту, стервочка. Я не фанат большой и чистой любви, но зацепило мне впервые… — Мар задумывается, — да за всю жизнь впервые. Где гарантия, что если я тебя отпущу, это когда-нибудь повторится? Вот именно, хрен гарантии, а я так не люблю. Или скажешь, что тебя не задело?
Тупость, но врать я не любила. Даже если мне это было выгодно.