– Что? – поворачиваюсь лицом к Крису. – Ты ж не просто так проторчал тут пять часов. Говори.
– Что говорить? – странно смотрит на меня парень.
– **** скажи хоть что-нибудь Крис. Какого **** ты тогда сидел здесь?
– Прости, Ди.
– Что?
– Прости, что тогда сделал тебе еще больнее, на секунду парень замолкает. – Ты исчезла с утра, а потом перестала отвечать на звонки. Дома тебя не было, – Крис делает вдох, словно собираясь с мыслями. – А когда через неделю ты пришла на репетицию, как ни в чем не бывало, то вела себя со мной совсем по–другому и я... – замолчал он на полуслове. – Прости.
Вспоминать то ужасное утро всегда будет больно. Так больно, словно тебя пронзает два десятка стрел, отравленных разъедающим плоть ядом, одновременно.
– Отец позвонил в пять утра, – начала я. – Сказал, что колит в груди. Я вышла тихо, чтобы не разбудить тебя. За последние месяцы у него было подобное несколько раз – и лекарства сразу помогали. На всякий случай я сразу позвонила в скорую, пока ждала такси у твоего дома. Когда через пятнадцать минут я оказалась дома, отец уже принял таблетки, но на этот раз они не помогали, – не замечаю, как ладони сжались в кулаки до боли в пальцах. – Я пять раз звонила в скорую, но каждый раз девушка отвечала одно и то же: "Бригада выехала на место. Ждите", – делаю глубокий вдох. – Когда машина приехала, папа уже не дышал, хоть наш сосед, бывший медбрат, и пытался делать ему массаж сердца, – слезы покатились по щекам. "Будь сильной, черт побери!" Крис пытается обнять меня, – Нет, не надо, – он делает шаг назад.
Вдохнув я продолжила:
– После похорон, я неделю не выходила из трейлера и ни с кем не разговаривала. Лишь отключаясь – во сне – я могла не чувствовать эту боль, поэтому много спала. Я не слышала, что ты приходил, – продолжаю я, следя за Крисом. – А когда я пришла на репетицию, ты вел себя по-другому, и я решила подстроиться. Мне нафиг не нужны были еще и проблемы с тобой! И так хватало выше крыши.
Несколько минут мы сидим в абсолютной тишине, каждый думая о своем. Потом вдруг Крис выдает:
– Вот я осел. Это получается, я **** все испортил, и все это время думал, что ты? Вот дебил, – затем Крис добавляет еще пару непечатных выражений в свой адрес и в адрес судьбы и случайностей. А потом просто начинает ржать, превращая весь негатив, всю нервозность и неуверенность в смех. Это занятие настолько заразительное, что я тоже смеюсь: сильно, до слез на глазах и колик в животе.
Миссис Брукс находит нас именно в таком состоянии. Девчонка, одетая во все черное, сидит прямо на полу, и, согнув ноги в коленях, не может прекратить смеяться, и парень с красным от смеха лицом, сидящий напротив, облокотившись о дверцы шкафчиков для персонала, и вдыхающий урывками от смеха.
– Молодёжь курит травку прямо на работе. А ну пошли отсюда, – не сразу признает меня женщина. Миссис Брукс пришла убрать в раздевалке, а нашла двух дико ржущих психов. Заметив уборщицу я, собрав всю волю в кулак, заставляю себя успокоиться. Крису с этим гораздо тяжелее. Однако прохладный ночной воздух действует на обоих очищающе и отрезвляюще.
– Опять подвезти? – внутри так легко и ощущение свободы просто словами не передать.
– Я могу пройти пару кварталов, – произносит Крис, немного охрипшим после дикого смеха голосом.
– Я знаю, – смотрю я в темные сейчас глаза парня.
– Можно я поведу? – наглеет Крис.
– Я не доверю тебе байк отца. Я тебя слишком хорошо знаю.
Крис вновь обнимает меня, и на этот раз я позволяю себе улыбнуться, хоть этого и не видно из–за шлема, и байк резво срывается с места.
– Осторожнее.
– Боишься?
– За тебя, – разбираю я сквозь ветер, свистящий в ушах.
Остановившись у дома Криса, спрыгиваю на тротуар и освобождаюсь от шлема. Крис проделывает то же самое.
– Что? – замечает он мой взгляд.
Молча подхожу и целую молодого человека сначала в щеку, потом в уголок губ, и лишь после в слегка приоткрытые губы. "И откуда только взялась нежность?" "Заткнись!"