— Мишико, вот Вел, он демонолог, маг тьмы и всё прочее. Хотя для меня это всё лишь непонятный набор слов, знакомый из детских сказок. А кто ты? — задал вопрос Иваныч.
— Кто он? — рассмеялся, откашлявшись, Вел. — Он один из твоих друзей, что пихали раскалённые предметы во все твои потаённые места!
— Ты из инквизиции? — удивился Павел.
— Нет, — вороша сухой веткой багровые угли в костре, тихо произнёс Мишико, — я паладин Создателя нашего… Был им когда-то.
— Был?
— Брось, Мишико! Ты же сам прекрасно знаешь, что заслуживаешь это звание больше, чем весь оставшийся там сброд, — снова влез демонолог.
— Там ещё осталось достаточно тех братьев, кто не сбился с пути. Так что лучше не произноси этих слов, — мягко ответил паладин.
— Ой ли… А не эти ли братья первыми бросились выполнять ТОТ приказ? Не эти ли братья с улыбкой на лице тщательно пережёвывают всё то дерьмо, что полилось на вас сверху, и просят ещё добавки? Скажи, Мишико, не из-за них ли мы оказались здесь? — завёлся Вел.
— Они не ведают… — начал Мишико.
— Они что, дети?! Они не могут задать себе и окружающим элементарные вопросы?! Мишико, признай ты уже тот факт, что ваша шайка превращается совсем не в то, чем должна быть! Или спроси мнение у Нарии! Спросишь? Ах да, совсем забыл… Её ведь совсем недавно заживо освежевали твои милые братья! Очнись уже, паладин! Ты же, мать его, гроза Сурийских Врат! При упоминании твоего имени вся падаль в тех местах пускала жидкого по внезапно вспотевшим ляжкам! Твой молот узнавали все! А теперь?! Я вижу перед собой лишь мясной кисель, из которого разом выдернули хребет, — взорвался Вел.
— Мне нужен мой молот. И ответы на вопросы. Что-то их слишком много скопилось… — после длительной паузы тихо произнёс Мишико.
— Наведаемся к дядюшке Золену на душевную беседу? — оскалился демонолог.
— Не знаю. Но другого варианта я, к сожалению, не вижу, — продолжал ворошить угли в костре паладин. — Паш, а тебе ведь тоже нужен этот старый хрыч.
— Мне? — удивился Иваныч.
— Тебе, — ухмыльнулся Вел.
— Взор Марии. Снять его может лишь тот, кто его активировал. Ну, либо его преждевременная кончина. Узнать, кто накладывал активирующую печать мы можем либо в канцелярии крепости, либо у старшего инквизитора. Все доклады наверх проходят через него. А доложить о тебе были должны, — ответил Мишико.
— Ты об ошейнике? — Павел провёл пальцем по прохладному камню на шее, — Я как-то его уже и не замечаю.
— Он слишком приметен. Любой более-менее понимающий человек, увидев тебя, тут же вызовет патруль. Это раз, — отчеканил паладин. — Нося эту безделушку на шее, ты магически кастрирован. Это два. Хотя тут история какая-то мутная… Зачем тебя наградили Взором Марии, если ты светлый? Он полностью блокирует тьму, действуя на остальные стихии лишь вполсилы… Вопросы. Одни только вопросы. И нет ответов.
— Кастрирован? Да будь я даже без этого ошейника, я ни черта не понимаю в происходящем. Как пользоваться тем, о чём не имеешь понятия?! — возмутился Иваныч.
— Хм… — паладин кинул ветку в костёр, повернулся к Павлу и вытянул перед собой руку ладонью вверх. — Что ты видишь?
Над ладонью Мишико появился крошечный шарик из ослепляюще белого света. Пульсируя, шар начал постепенно увеличиваться в размерах. После того как он достиг размера теннисного мячика, пульсация пропала, и ярко светящийся шар повис в сантиметрах десяти от ладони паладина.
— Что ты видишь? — повторил свой вопрос Мишико.
— Шар. Ярко светящийся шар над твоей ладонью, — ответил Иваныч.
— И только? Всмотрись в него внимательней. Напряги содержимое своей черепушки! Сконцентрируйся, парень! — надавил паладин.
— Как? Что мне делать?! — воскликнул Павел.
— Сосредоточься на центре шара! Постарайся разглядеть сердцевину светляка! — прикрикнул Мишико.
— Да скажи хотя бы, что я должен там разглядеть? — не понимал бывший педагог.
— Узнаешь. Сосредоточься! Не отвлекайся ни на что! Старайся! — уже кричал на Павла паладин.
И Иваныч старался. До конца не понимая, зачем, но он старался! До рези в оставшемся глазу и головной боли. Он тужился и пыхтел, пучил глаз и раздувал от напряжения щёки. Он взмок и учащённо дышал, но, кроме очень яркого комка белого света, так ничего и не видел. И в тот момент, когда Павел хотел уже сдаться и сказать об этом Мишико, он внезапно почувствовал! Это было словно чьё-то холодное прикосновение к шее. Будто что-то упругое и склизкое коснулось шеи и медленно начало её обвивать. Иваныч продолжал усердно всматриваться. Неладное он почувствовал, когда давление на шею увеличилось и приток воздуха в лёгкие начал понемногу снижаться. Павел попытался дернуться, но тщетно. Что-то надёжно прижало его руки к телу и зафиксировало в сидячем положении.