— Ницше… Сука, спалил бы тебя, к черту…
Еще один глоток, и холодная жидкость тут же обожгла пищевод. Но облегчение так и не пришло, словно обычную воду пил. Напротив, становилось лишь хуже и хуже. Жуткие чувства, что терзали его, только нарастали, появлялись все новые и новые оттенки отчаяния и бессилия. Словно он все больше и больше погружался в пучину, у которой не было ни глубины, ни краев.
— И вас бы всех спалил… В камень… В песок, в молекулы, в атомы… — вновь поднял голову к земному спутнику, мерцающему на небосклоне жутким зеленоватым светом. — Чтобы было как на Луне… Да, да, именно так — в камень, в лаву… А что? Тварь я дрожащая или право имею?
Его губы искривились в жутковатой улыбке, больше напоминающей звериный оскал. И сразу же раздался его дрожащий смех. Окажись сейчас кто-то рядом, точно принял бы его за сумасшедшего.
— Ха-ха-ха! Право имею… Ха-ха-ха! Да, если бы Федор Михайлович все это дерьмо видел, то спятил бы… Ха-ха-ха! Конечно, имею право…
И чем он больше сидел на склоне обрыва, тем больше внутри него зрело убежденность в необходимости действия.
— Все это еще не конец… Не-ет, не конец… Даже не близко…
Еще неделю назад, и даже вчера, Теслин был глубоко убежден, что спасение матери и его самого в этом времени поставит точку на всей этой истории. Думал, что все закончится. Он обнимет маму, потреплет по вихрам свою маленькую копию, и успокоится. Но, оказалось, это был не конец.
— Это только лишь начало конца.
Он тяжело поднялся, выпрямившись во весь рост.
— Да… Я положу всему этому конец… Я вылечу это проклятое безумие… Или выжгу огнем, если не одумаетесь…
В его голове, наконец-то, сложилось некоторое подобие порядка. Появилась ясность по поводу того, что и как делать.
— А все-таки с Богом было бы лучше, — произнеся это с горечью, Теслин размахнулся и с силой запустил опустевшую фляжку в море. — Ведь хорошо, когда знаешь, что там над тобой кто-то есть…
Уже расцвело. Теслин быстро шел по выжженной земле.
— Иваныч⁈ В норме? — пожилой старшина с бронепоезда кивнул. После вчерашнего спуска в катакомбы подземного завода ему явно стало лучше. Вчера он, вообще, был никакой. Оклемался, значит. — Поднимай всех! Всех, всех, я сказал! У бронепоезда пусть соберутся.
Старшина несколько мгновение смотрел на него, а после сорвался с места. Понял, что командир и не думал шутить. Случилось что-то серьезное. И вскоре уже стали раздаваться его громкие крики:
— Подъем! Подъем! Хватит дрыхнуть! На том свете отоспитесь! Где караульный! Всех поднимай! Быстро, быстро!
Конечно, дело оказалось не быстрым. После продолжительного рейда и тяжелого вчерашнего боя бойцы чуть выдохнули. Многие приняли фронтовые сто грамм, а кто-то и двойную дозу. Про рабочих из подземного завода и говорить было нечего. Те, вообще, пластом лежали, с трудом находя в себе силы подняться на четвереньки.
— Подъем! Приказ товарища Теслина! — метался старшина, где криком, где оплеухами поднимая народ. — Бегом! Я сказал, подъем!
Почти час понадобилось, чтобы вблизи бронепоезда построились люди.
— Все, товарищ командир! — перед Теслином вытянулся старшина, кивая на неровный строй за своей спиной. — В строю сто десять человек команды бронепоезда «Красный мститель» и почти четыреста человек, освобожденных с полигона.
Теслина благодарно кивнул. Мол, спасибо, вставай в строй. Старшина, поправив немецкий карабин, тут же сделал шаг назад, присоединившись к остальным.
— Товарищи!
Старик медленно пошел вдоль неровного строя, внимательно вглядываясь в лица бойцов и обычных людей. Видел в их глаза самые разные эмоции — страх, отчаяние, надежду, радость.
— Мне тяжело это говорить, но еще ничего не закончилось, — шумно вздохнул. — Мы с вами находимся в самом сердце фашистских территорий, почти самое логово этого зверя. Здесь нацисты строили ужасное оружие, чтобы окончательно поставить весь мир на колени.
Оказавшись у края строя, он развернулся и пошел обратно.
— Я надеялся, что здесь все и закончится. Думал, что сравняем здесь все с землей, и опасность исчезнет, — Теслин махнул в сторону окружающей их выжженной поверхности. — Но я глубоко ошибался. Угроза никуда не делась. Все оказалось еще хуже, чем я думал. Этот полигон лишь один из многих, где нацисты делают дьявольские вещи. Таких мест много. Они, как нарывы, язвы, покрыли всю страну… Здесь ничего не закончилось.
Лица у людей окаменели. Многие еще час назад надеялись, что теперь они отправятся назад, домой, к родным. Они строили планы, радовались, думали о будущем.