— Как же мы так проглядели? — вздыхал Теслин, стоя у скамейки и уже, забыв, зачем он тут остановился. — Ведь ни в чем ей не отказывали. Хотели, чтобы у нее все было самое лучшее. Гэдээровскую говорящую куклу на день рождение — пожалуйста, югославские сапожки к выпускному — обязательно купим, деньги на ипотечный первый взнос — осилим. Что же с ней такое произошло? В кого же она превратилась? Или я, старый дурак, уже сошел с ума⁈
Вспомнился ему и единственный внук, Эдик, которого он видел, дай Бог памяти, всего три или четыре раза. Все эти случаи у него врезались в память так, что и сейчас стояли перед глазами. Взять, к примеру, его последний приезд сюда с полгода назад. Выпускной класс, уже взрослый считай. Гайдар в этом возрасте уже полком успел покомандовать, а он сам на заводе полторы взрослые смены пахал за лишний продуктовый паек. Приехал чистенький весь, ухоженный, с иголочки одет. Волосики аккуратно расчесаны, один к другому. Только неживой какой-то. Весь бледный, серый, как цемент. Часами ни с кем ни разговаривает. Уткнется, бывало, в свой телефон с лопату и что-то там смотрит. Он-то думал, что внук там что-то полезное высматривает: к школе реферат готовит, книгу какую-нибудь по литературе читает, физический опыт смотрит. Оказалось, не так! Уставившись в экран, внук какие-то кривляющиеся рожи рассматривал. Теслина, полюбопытствовавшего содержимым очередного ролика, едва сердечный удар не хватил от увиденного. На видео один подросток с нагловатой рожей давал задание второму съесть половину содержимого зубного тюбика с горчицей, а третьему — намазать лицо, руки и живот гуталином. На его вопрос о причине такого поведения, внук со смехом ответил о лайках и популярности.
После этого разговора Николай Михайлович долго не мог прийти в себя. Всю ночь он ворочался на кровати с бока на бок, вспоминая лица тех подростов. На какой–то миг ему показалось, что он заснул в одной стране, а проснулся совсем в другой. Не могли же люди так быстро измениться. Даже обезьяне, если верит старику Дарвину, потребовались сотни тысяч лет, чтобы чуть-чуть приблизиться к человекообразному облику. Здесь же за какой-то десяток лет случилась дикая деградация нескольких поколений, многие из которых, если судить по их поведению, практически полностью утратили человеческий облик.
— Ладно, хватит. Нагулялся, — Теслин с удивлением уставился на входную дверь в корпус; он даже не заметил, как оказался здесь. — Эх, с такими мыслями лучше и на улицу не выходить… К сожалению, другие мысли в последнее время и не приходят.
В этот момент из проходной, стоявшей в паре десятков метров правее, быстрым шагом вышел директор, моложавый мужчина лет пятидесяти с хвостиком. Заметив Теслина, он тут же направился к нему.
— Михалыч, зайди-ка ко мне. Разговор есть, — он приглашающе махнул рукой в сторону. — Пошли, пошли.
Теслин молча кивнул. Директор сегодня выглядел как-то иначе, чем обычно. Обычно он проносился мимо, бросив на ходу что-то похожее на приветствие. Постоянно с кем-то нервно говорил по телефону, то и дело срывался на своих замов и главного бухгалтера. Лицо его находилось в непрестанном движении: дергались щеки, брови. Сейчас же, первый раз на памяти Теслина, директор выглядел расслабленным и умиротворенным.
— Проходи, Михалыч. Присаживайся. Хорошо тебя встретил, а то выговориться мне надо, — с этими словами он вытащил из своего шкафчика поднос с бутылкой коньяка и тарелочкой с нарезанным лимоном. — Давай, выпьем, — директор быстро разлил ароматную янтарную жидкость по рюмкам. — За свободу.
Теслин хмыкнул в ответ на такой тост, но предложенную рюмку взял.
— Пей, давай. От рюмки-то ничего не будет, — директор с выдохом опрокинул в себя рюмку. — Хороша… Михалыч, все. Кончилось. Купили наш завод.
Выпитый коньяк у Теслина едва колом в горле не встал от услышанного. Сотни раз они слышали от директора, что он вот-вот продаст свою долю в предприятии. Уже привыкли к этим угрозам. Всем казалось, что этот суетливый мужичок, который тут начинал с самых низов, будет на этом месте еще не один десяток лет. Ведь он здесь считался своим человеком, который выслушает и войдет в положение, если что.
— Кто? — единственное, что смог выдавить из себя Николай Михайлович.
— Синявин, — выдал директор, разливая коньяк заново. — Давай, еще примем.
Однако, тот демонстративно отодвинул рюмку.
— Синявину? Этому, что молодой да ранний? Ты, что наделал? Неужели не понимаешь? — Теслин едва не задохнулся от возмущения, вспомнив персону Синяина — владельца крупного холдинга, их главного конкурента на рынке. — Он же наш прямой конкурент! Забыл, что он сделал с производителем силовой электроники в Самаре? Купил, чтобы закрыть! Понимаешь? Взял и закрыл! Выбросил на улицу почти пять сотен человек!