— Вы начинаете зарываться… — гневно сверкнув глазами, предупредила она.
— Разве? — холодно спросил я, демонстративно задрал левый рукав, показал всей толпе браслет ментальной защиты и насмешливо добавил: — А мне почему-то кажется, что словом «зарываться» стоило бы назвать попытку использовать на мне артефакт с очарованием.
Тут народ жизнерадостно заржал, Ледышка пошла красными пятнами, а я пошел на поводу у накатившей злости и нанес добивающий удар:
— Я знаю, что неотразим. Но предпочитаю выбирать, а не вестись…
Провожать взглядом обидевшуюся девицу я и не подумал — дождался, пока стихнет многоголосый хохот, вслушался в следующий вопрос об Италии и пожал плечами:
— Да, Дэниел Уитакер не солгал: с первого до последнего дня пребывания на автодроме мы, по сути, находились в осадном положении, а сотрудники СБ рода, кажется, вообще не спали!
— И поэтому Суккуба отомстила, не появившись на банкете? — спросил Земляк с фигурой борца-тяжеловеса.
— По мнению моей тетушки, праздновать что-либо имеет смысл только с теми личностями, общение с которым доставляет хоть какую-то радость… — дипломатично ответил я. — А что за радость можно получить от общения с обиженными и оскорбленными, да еще и не первый раз?
Фойе грохнуло. Опять. По моим ощущениям, искренне. А потом откуда-то слева послышался насмешливый голос Дашкова:
— Ну да, она, безусловно, права. А вы, вероятнее всего, расстроились. Ведь настолько стремительное возвращение в Россию приближало день дуэли!
Я поймал его взгляд и презрительно фыркнул:
— Петр Кириллович, у вас на удивление избирательная память: то, что я обещал провести девять дуэлей, в ней сохранилось, а разгромный проигрыш вашего клеврета — нет. И потом, с чего вы взяли, что меня можно расстроить перспективой с кем-либо подраться? Я, в отличие от вас, всю сознательную жизнь рублюсь с противниками сильнее себя, ибо считаю, что каждый бой — это победа, прежде всего, над самим собой. Впрочем, вам этого, наверное, не понять. Ведь вы стремитесь не к самореализации, а к самоутверждению.
Он чуть не лопнул от бешенства, рванул ворот рубашки и начал, было, что-то говорить,
но я заявил, что еще не закончил, и продолжил топтаться на его самолюбии:
— Откровенно говоря, я с детства предпочитаю не говорить, а делать. Поэтому предлагаю обойтись без лишних слов: вы сейчас построите своих верных последователей, а я в темпе выберу сегодняшнего противника, поручу помощнице забронировать арену, скажем, на шестнадцать тридцать, забуду о вашем существовании и вернусь к прерванной беседе. Благо, она меня по-настоящему радует…
Глава 3
Часть 2
…Второго Земляка Дашков с собой не прихватил, видимо, доперев, что я, как будущий «маг Земли» и племянник Суккубы, не мог не подобрать ключи к «своим же» ухваткам. Я предполагал, что так и будет, поэтому, пройдя вдоль шеренги из семи «рядовых бойцов», развернулся на месте и, выполняя обещание, данное Ее Императорскому Величеству, вернулся к единственному менталисту в этой компании. Стоило посмотреть на него и озвучить принятое решение, как Дашков сжал зубы, чтобы не расплыться в предвкушающей улыбке, и «на всякий случай» спросил, уверен ли я в своем выборе.
— Конечно! — уверенно заявил я. — Он — менталист, воздействующий на волю. А воля у меня о-го-го!
Ну да, это утверждение прозвучало фантастически глупо, поэтому народ потерял дар речи, а Петр Кириллович как-то умудрился не рассмеяться мне в лицо и «согласно» кивнул:
— Ну да: воля — это главное!
Как и следовало ожидать, эта «глупость» отбила у лицеистов всякое желание продолжать «стихийную пресс-конференцию», поэтому толпа, вроде как изнывавшая от желания зверски замучить меня вопросами, быстренько рассосалась. Дашков тоже свинтил. Вместе со своей свитой. Дабы я ненароком не передумал. В общем, на третий этаж мы с Валентиной поднялись в гордом одиночестве, вышли из лифта в коридор, набитый учащимися, и все время, пока шли до кабинета литературы, наслаждались двумя типами реакций — та часть парней и девчонок, которая была подключена к каналам МДР свидетелей моего «фиаско», при виде нас начинала посмеиваться, а «непосвященные» наводились на меня, натягивали на лицо те или иные маски, делали два-три шага навстречу и тормозили, услышав подсказки «доброжелателей».
Одноклассники тоже… хм… порадовали. Минимальным ажиотажем и интересом «издалека». Да, Елизавета Калитина все-таки выполнила поручения родичей, изобразив искреннюю радость, отметив, что я здорово вырос, и задав пяток вопросов о времени, проведенном в Италии, но этот «допрос» почти не напряг из-за того, что проводился через «не могу» и закончился намного быстрее, чем ожидалось. А потом в помещение вошла госпожа Лисицина, и классу стало не до меня. Вот я и занялся делом. Правда, не сразу, а только после того, как Марина Викторовна подняла Павла Крашенинникова и задала вопрос по материалу, пройденному в мое отсутствие.