Эта лекция не затянулась, и Ламсдорф снова привлек к себе внимание зрителей, заявив, что для победы над пробудившимся Земляком ему за глаза хватит одной дезориентации.
Над пробудившимся Земляком, вероятнее всего, и хватило бы. Но я был уже инициировавшимся физиком, причем с трехнедельным опытом ведения поединков под ментальным гнетом мастера второй ступени! И пусть Туман «давил» меня даже не в десятую часть силы, зато каждый божий день с утра до вечера вынуждал переступать через себя либо воздействиями впритык к верхней границе текущих возможностей, либо внезапными увеличениями арсенала используемых заклинаний. Мало того, стараниями госпожи Шаховой я в одночасье вырос до первой ступени ранга ученик, а парень, стоящий передо мной, был новиком третьей, то есть, слабее на одну ступень развития!
В общем, услышав команду «Бой!», я прислушался к своим ощущениям и изумленно хмыкнул: дезориентация противника не вызвала даже легкого помутнения сознания, не говоря уже о сбоях в восприятии. Нет, расслабляться и не подумал. Наоборот, вспомнил хамское поведение Дашкова и его свиты, как следует «разогнал» накатившую ярость, затем вперил недобрый взгляд в переносицу немца и неспешно пошел в атаку. Да, именно пошел и именно неспешно. Что вызвало неслабый шок и у него, и у народа, наблюдавшего за мной с трибун.
Шаге на пятом-шестом заклинание стало ощущаться чуточку сильнее, но двигаться не мешало. На десятом-двенадцатом Ламсдорф нарушил слово, данное зрителям, и «шарахнул» по мне дохленькими спутанными мыслями. А когда понял, что меня не проняло и этим, запаниковал и «расстрелял» серией воздействий на грани фола: ужасом, отчаянием и эйфорией. Кстати, уже не с места, а начав пятиться. Я же ехидно улыбнулся, одним стремительным рывком преодолел разделявшие нас два с половиной метра, шлепком по боковой поверхности колена помог стопе, выброшенной навстречу, пролететь впритирку с правым боком и как следует вложился правым кулаком в косую мышцу живота.
Навыки, вбитые в подсознание четверкой «пестунов», выстрелили и тут — вместо того, чтобы прервать боевую связку и позволить парню, начавшему складываться пополам, благополучно ткнуться лицом в песок, я разогнул его мощнейшим левым апперкотом в нижнюю челюсть и, как следует раскрутив бедра, раздробил уже сломанную кость правым боковым. А на «порыв ветра», отодвинувший меня от бессознательного тела, еще не успевшего упасть, каюсь, среагировал не очень адекватно — невесть с чего счел это воздействие новой атакой, навелся на судью и даже качнулся в его сторону. Слава богу, его взгляд оказался направлен на господина Ламсдорфа, и ярость, невесть с чего пошедшая вразнос, перестала туманить сознание. Что позволило мысленно проговорить первые выводы:
«Раз я смог обойтись без покрова и электрического щита, атаковал на обычной скорости и голыми кулаками, значит, выиграл себе и Волконским первый месяц из трех требуемых. И это радует…»
Закончив с размышлениями повернулся к ложе Дашкова, полюбовался парнем, пребывающим в растерянности, поднял руку, дождался наступления относительной тишины и ехидно ухмыльнулся:
— Как я и говорил, воля у меня о-го-го. Да и бью я неплохо. В общем, вы меня поняли! Засим имею честь откланяться. До последних чисел февраля…
Услышав жизнерадостный хохот Валентины Алексеевны, поклонился «своей» ложе, в которой, кроме Шаховой и Зыбиной, обнаружились Мстислав Рогволдович и Тимофей Ильич, неспешно вышел с арены, коротким кивком приказал Замятиной следовать за мной и под новый, заметно более «плотный» гул публики отправился в раздевалку.
Пока принимал душ, смывая не отсутствующий пот, а песчинки, невесть как попавшие в обувь, в смежном помещении стало шумно. Вот я и ускорился — закончив с водными процедурами, высушил волосы и тело, оделся, обулся, кое-как пригладил волосы, «стараниями» фена увеличившимися в объеме раза в два, и вышел к веселящимся «фанатам».
Поздравления любимой Землянички, сопровождаемые традиционными объятиями и поцелуем в лоб, порадовали до невозможности. Аналогичный «комплект» воздействий, но в исполнении Валентины Алексеевны, и напряг, и добавил толику оптимизма. Похвала Мстислава Рогволдовича практически не зацепила. Вероятнее всего, из-за испытываемой к нему неприязни. А вот мнение Тимофея Ильича легло на душу, как родное.