— Можешь накинуть «петлю» на линзу прямо сейчас? — поинтересовалась Шахова.
— Она и так на ней висит… — буркнул я, понимая, что копаю себе могилу.
Целительница потребовала протянуть ей левую руку, как-то уж очень резко сдвинула рукав к локтевому сгибу, прижала ладони к предплечью и тыльной стороне кисти, несколько мгновений прислушивалась невесть к чему, а затем криво усмехнулась:
— Завихрений Мединского практически нет. Вернее, они пропадают в точке возвращения Силы в магистральный канал! Дальше объяснять?!
В ее взгляде, голосе и позе ощущалось настолько сильное напряжение, что я невольно поежился и задал напрашивавшийся вопрос:
— Это плохо?
— Это замечательно! — ответила государыня, поймала взгляд сына и, на что-то намекая, едва заметно выгнула бровь.
Император задумчиво огладил бородку, некоторое время смотрел сквозь Шахову, а затем откинулся на спинку кресла и уставился мне в глаза:
— Лютобор Игоревич, по уверениям матушки и Валентины Алексеевны вы — на удивление здравомыслящий, принципиальный и порядочный молодой человек. С их мнениями полностью согласны и мои аналитики, что случается нечасто. Да и мой личный опыт общения с другими физиками говорит о том, что такое вполне возможно. Тем не менее, я помню себя в вашем возрасте и, откровенно говоря, побаиваюсь, что вы повторите мои ошибки или наделаете свои, еще более серьезные. Поэтому предлагаю следующее: вы дадите мне клятву Даром о нераспространении информации и получите некоторое количество знаний, требующихся и вам, и нам, а я посмотрю, как вы ими распорядитесь, и либо подкину следующую порцию, либо подожду, пока вы повзрослеете и определитесь с жизненными приоритетами.
Я пожал плечами и счел необходимым сказать «чуть купированную» правду. Хотя прекрасно понимал, что она может выйти мне боком:
— Государь, ваша матушка подтвердит, что я оказался в школе-интернате Зыбиных не от хорошей жизни, до сих пор переживаю боль потерь и прирос душой к тем немногим людям, которые протянули руку помощи не корысти ради, а по велению сердца. Отношение к последним и есть мой главный приоритет: я буду воздавать им добром за добро, пока жив. Причем так, чтобы они меня уважали. Клятву Даром о распространении информации, само собой, дам. После того, как изучу ее текст и сочту его достойным. Однако — предупреждаю сразу — оставлю за собой право отказаться от использования знаний, которые навредят моим близким или выставят меня в их глазах не в лучшем свете. Что касается ошибок, то без них, вероятнее всего, не обойдусь — на то они и ошибки…
Глава 8
Часть 1
…Высшее заклинание физика с говорящим названием воодушевляющее касание, показанное мне «на вырост», сдалось не «к середине осени», как предсказывала Волконская, и «не к концу лета», как утверждала чуть более оптимистично настроенная Шахова, а на исходе третьего часа возни со схемой плетения, для формирования которого требовались резерв в два с четвертью раза больше моего и вторая-третья ступень ранга ученик!
Как я обошел эти условия? Первые минут сорок «впечатывал» в память на редкость замороченную схему и, в конце концов, справился с этой нелегкой задачей. Следующие полтора придумывал оптимальный алгоритм построения плетения и раз за разом выплетал самые сложные места, добиваясь бездумного выполнения одних и тех же манипуляций с Силой. А на последнем этапе экспериментировал с вариантами «включения» накопителей в магистральные каналы энергетической системы. И пусть окончательный вариант получился переусложненным, ибо для полноценной накачки заклинания потребовался еще и «разгон» Силы обеими линзами-камертонами, зато воодушевляющее касание заработало. Вернее, вытянуло весь резерв вместе с некоторой частью объема накопителей, обволокло левую ладонь сине-зеленым «маревом», а потом наполнило приятной тяжестью, тем самым, перейдя в «режим ожидания». Но все вышеперечисленное в точности соответствовало описаниям, так что меня аж затрясло от нетерпения.
Появления Замятиной я ждал, как манны небесной — большей частью сознания контролировал плетение, то и дело пытавшееся развеяться, изредка поглядывал на часы, торопя время, и злился на себя-любимого из-за того, что смог продавить эксперименты только на одной «лабораторной мышке».