Накапливаются записи раскатов грома, блеяния овцы, цоканья лошадиных копыт, рева пароходной сирены и т. д. и т. п. (целые экспедиции снаряжаются за шумами), потом записи отбираются, обрабатываются на морфофоне и фоногене — рассекаются на части, выворачиваются «наизнанку», складываются (до пятисот шумозвуков вместе), фильтруются, ускоряются, замедляются, — получают хлесткое название и некоторое время удивляют людей.
Да, Шеффер похож на человека, который изобрел токарный станок и использует его для производства стружки. «Музе монтажа» отрублены руки. Обидно за талантливого инженера, который обкрадывает сам себя. И, видимо, не он виноват в противоестественности своего творчества, как неповинны в этом его прекрасные электронные аппараты. Изобретатель очутился во власти фальшивой демагогии музыкальных формалистов, искателей сенсационной дешевки — идейных родичей тех кривляк «художников», что изготовляют «картины» ударами ослиных хвостов, тех жуликов «портных», что одевают девушек в футляры из мешковины с надписью «не кантовать». Сколько их, этих дырявых ширм, неуклюже прикрывающих творческое бессилие!
Ведь это старая песня — мания ниспровержения «надоевшего» искусства. Было время, когда чересчур горячие поклонники электромузыкальных инструментов грозно замахивались на симфонический оркестр. Теперь нечто похожее произошло со звукозаписью. История повторяется.
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В ПАВИЛЬОНЕ
В 1958 году на Всемирной выставке в Брюсселе демонстрировалась родная сестра конкретной музыки — так называемая электронная. Голландская радиотехническая фирма «Филипс» не поскупилась на оригинальность саморекламы. По проекту известного архитектора Корбюзье было воздвигнуто небывалое строение «усеченно-конической, гиперболико-параболоидной» формы—павильон с идеальной внутренней акустикой.
Писатель Борис Агапов в одном из своих очерков подробно обрисовал виденное и слышанное в этом павильоне. Вот выдержки из его записи.
«...Слабо освещенный, уходящий вверх бетонный шатер. Ничего, кроме этих наклоненных и неподвижно поворачивающихся поверхностей грубой фактуры. На них вразброс — созвездия ромбических нашлепок: громкоговорители. Их четыреста!
Вдоль стен, следуя за их поворотами, — щит немного выше человеческого роста, за ним — световая аппаратура...
Гаснет свет... Тишина. Мы ждем.
И вот где-то сзади, у меня за спиной, возникает звук.
Сперва очень слабый. Он движется вокруг меня, вот им уже звенит та стена, к которой я обращен лицом.
Да, это звон. Может быть, это звенят кольца гремучих змей?..
Над нами начинаются вспышки...
Звон достигает такой силы, как будто он хочет остаться в ушах навсегда.
Вдруг он переходит в свист...
Густой звук, тяжелый, тягучий, как деготь, сотрясает воздух.
Вверху возникает изображение... Нечто геометрическое, чертежеобразное, с элементами фабричных деталей.
В звуке щелчок. Ударили по бамбуку? ..
Да, это джунгли. Бамбук...
Обезьяны.
Матадор. Шпага. Плащ.
(Все это неподвижно. Фото, а не кино.)
. . .Череп. Череп человека, вместилище мысли...
Тяжкие, глухие удары...
Мозг. Полушария мозга.
Все громче, все напряженнее: «Бумм!!! Бумм!..»
Голубой свет.
Более густой синий. Ультрамариновый свет.
Лица ученых.
Глухие удары сменяются короткими, отрывочными, острыми стукозвонами...
Наверху — головы ученых, глаза ученых, руки ученых...
Внизу ультрамариновый свет становится темным.
Выше он переходит в красный.
Еще выше — в ярко-желтый.
В этом красно-желтом свете возникает голова негра из Конго.
Потом появляется голова маори.
За нею следуют: скелеты динозавров, обезьяны, рамзесы, страшные маски, глаз петуха, глаз человека, глаз мухи, грозные статуи древних, скелет человеческой руки...
Убитые на поле, Освенцим, плачущая мать, богоматерь, Будда, ученый, рабочий, Чарли Чаплин...
Ракета уходит в небо, люди в ужасе, атомный взрыв, зловещие филины, детали машин, галактические туманности, солнце, поцелуй влюбленных, дети, Нью-Йорк — и под вой предельной силы и ужасного тембра, под грохот, который еле может выдержать слух, изображения бедствий атомной войны...»
ЧТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ
«Электронная поэма» — вот название представления, фрагменты из которого только что описаны, — детище архитектора Корбюзье и американского композитора Эдгара Вареза. Замысел ее безграничен — показ всего о мире, человеке, истории. В хаосе фотографий, световых эффектов, рвущих слух, нарочито немузыкальных звуков авторы намеревались выразить такие эпизоды, как «Образование Земли», «Материя и дух», «Люди строят свой мир». Вышло ли? Впечатляет ли поэма?