И еще от Андронова пошло, если можно так выразиться, колебательное направление в выборе изучаемых проблем. Тут слово «колебательное» понимается в самом широком смысле. В том, который заключает в себе разнообразнейшие процессы и явления как в природе, так и в технике, объединенные лишь присутствием какого-либо вида колебаний: радиоволн, длинных или ультракоротких, разного типа механических колебаний, звуковых… Тут может быть радиофизика и радиоастрономия, теория машин и механизмов, чисто астрономические проблемы, как теория переменных звезд — цефеид, автоматика и кибернетика, разработка математического аппарата для описания колебательных систем и процессов.
Одни направления возникли уже после Андронова. Другим при его жизни положили начало его ученики. Третьим — молодые московские профессора, которые, оставаясь москвичами, по многу лет постоянно сотрудничали в Горьком. Они учились в МГУ в те годы, когда Андронов уже уехал из Москвы, но они были питомцами той же школы, что и Андронов, и поэтому легко находили с ним общий язык. У них были свой круг интересов, свои задачи, свой подход, а вскоре появились и свои ученики.
Распространение радиоволн вдоль земной поверхности, в ионосфере, а затем и радиоастрономия — одна из важнейших сейчас областей деятельности горьковских радиофизиков — эти работы возникли по инициативе совсем еще молодого москвича Виталия Гинзбурга. Более двадцати лет проработал он в Горьком, руководя этими исследованиями. Андронов с большим интересом и симпатией следил за развитием новой тогда ветви радиофизики.
В молодости Андронов интересовался поведением переменных звезд — цефеид. Он высказал мысль, что периодическое изменение блеска цефеид связано с автоколебательными процессами. Ученику его Сергею Александровичу Жевакину удалось плодотворно развить эту идею. Его работы, посвященные раскрытию природы и поведения цефеид, получили широкое признание.
Другой пример — интересные, заслужившие известность и высокую оценку исследования, которые ведет Андрей Викторович Гапонов со своими сотрудниками. Это, во-первых, работы по высокочастотной электронике, которые вылились в создание новых электронных приборов — усилителей и генераторов; приборы эти есть не что иное, как классические аналоги квантовых генераторов и усилителей в оптике и радио — лазеров и мазеров. Во-вторых, теоретическая и экспериментальная разработка электродинамики нелинейных сред. В этих исследованиях — прямое продолжение и развитие андроновских идей, его «нелинейного подхода».
А некоторые из ближайших сотрудников Андронова — Николай Николаевич Баутин, Евгения Александровна Андронова, Юрий Исаакович Неймарк — продолжают и развивают работы, которые вел их учитель.
Интересен и такой факт. Во всех университетах есть факультет, который готовит физиков. В МГУ некогда был физико-математический факультет, потом он разделился: физиков разных специальностей стали учить на физфаке, а математиков, астрономов и механиков — на мехмате. В университетах многих городов до сих пор существует единый физмат. И только в Горьком появился первый в нашей стране радиофизический факультет. Не в Москве, не в Ленинграде, а в Горьком. Произошло это в 1945 году.
Можно представить ситуацию, которая привела к созданию университетского факультета, посвященного только одной ветви физики: высокий уровень подготовки студентов по радиофизике и вообще по теории колебаний — во-первых; глубокая и массовая заинтересованность их именно в этой области физики — во-вторых; обширное поле для будущей деятельности — в-третьих; и, может быть, самое главное и сильный коллектив учителей колебательной науки — в-четвертых.
Таков итог идейной и организационной сторон деятельности Андронова по созданию научной школы. А в натуре это поначалу выглядело так. Существовали сперва только кафедра теории колебаний и ГИФТИ — Физико-технический институт — маленький институт с крошечными отделами. Все помещение — несколько небольших комнат. И лишь одна — та, где происходили обсуждения, где Андронов вел семинары, вмещала значительное количество людей. В ней висела доска — за шкафами с книгами и приборами. Стояли грубые столы. На столах — окурки, бумага. Здесь же вешалка из вбитых в стену гвоздей.
Но атмосфера в этих маленьких прокуренных комнатах была самая свежая.
— В разных коллективах, — говорит Баутин, — могут обсуждаться разные вещи, и обсуждаться по-разному. В присутствии генерала для подчиненных его мнение обязательно, генералу не принято перечить. То же, мне кажется, бывает и у медиков в присутствии высшего авторитета. В Андронове не было ничего «генеральского». На его научных семинарах обсуждение носило очень свободный характер. Александр Александрович мгновенно понимал чужую точку зрения. И менял свою, если она была неправильна. Он тут же признавался, если допустил какой-нибудь промах, хотя промахи случались у него крайне редко. Но, с другой стороны, почти всегда за тремя-четырьмя фразами, которые он произносил, мы видели второе, глубокое понимание предмета, ситуации, природы вещей и чувствовали, насколько наше понимание примитивней и неоформленней.