Петербургского большого света автор не описывает – «люди различных слоев среднего сословия, от высшего до низшего, с напряженным вниманием прислушиваются к отдаленному и непонятному для них гулу большого света и по-своему толкуют долетающие до них отрывистые слова и речи, с упоением пересказывают друг другу доходящие до их ушей анекдоты, искаженные их простодушием. Словом, они так заботятся о большом свете, как будто без него не могут дышать; не довольствуясь этим, они изо всех сил бьются, бедные, передразнивать быт большого света и – a force de forger[10] достигают до сладостной самоуверенности, что и они тоже большой свет. Конечно, настоящий большой свет очень добродушно б рассмеялся, если б узнал об этих бесчисленных претендентах на близкое родство с ним; но от этого тем не менее страсть считать себя принадлежащим или прикосновенным к большому свету доходит в средних сословиях Петербурга до исступления. Поэтому в Петербурге счету нет различным кругам большого света; все они отличаются со стороны высшего к низшему величаво или лукаво насмешливым взглядом, а со стороны низшего к высшему досадою обиженного самолюбия, впрочем, утешающего себя, что мы-де не отстанем от других и постоим за себя в хорошем тоне. Хороший тон, это – точка помешательства для петербургского жителя: последний чиновник, получающий не более семи сот рублей жалованья, ради хорошего тона отпускает при случае искаженную французскую фразу, единственную, какую удалось ему затвердить из самоучителя, из хорошего тона он одевается всегда у порядочного портного и носит на руках, хотя и засаленные, перчатки, девицы даже низших классов ужасно любят ввернуть в безграмотной русской записке безграмотную французскую фразу».
Сказав потом несколько замечаний об низших классах, очень поверхностных, автор обещает читателю в следующих томах «Физиологии» описание лакейских балов, о которых, прибавляет он с какою-то особенною гордостью, в Москве люди этого сословия еще и не мечтали. Москва охотно уступает это преимущество Петербургу. Наконец автор переходит к описанию главного, как он выражается, петербургского сословия, чиновников. «Известно, что ни в каком городе в мире нет столько молодых, пожилых и даже старых бездомных людей, как в Петербурге: в этом отношении Петербург антипод Москвы; это резкое различие объясняется отношениями, в которых оба города находятся к России. Петербург – центр правительства, город по преимуществу административный, бюрократический и официальный; едва ли не целая треть его народонаселения состоит из военных, и число штатских чиновников едва ли еще не превышает собою числа военных офицеров: в Петербурге все служит, все хлопочет о месте или об определении на службу; в Москве вы часто можете слышать вопрос: чем вы занимаетесь, в Петербурге этот вопрос решительно заменен вопросом: где вы служите. Слово чиновник в Петербурге такое же типическое, как в Москве барин, барыня, и т<ак> д<алее>; чиновник это туземец, истый гражданин Петербурга». Описание Петербурга автор заключает следующим выводом: «Его закон (т<о> е<сть> Петербурга) есть нудящая сила обстоятельств, и он готов сделаться чем угодно, если это угодно будет обстоятельствам. И потому, – прибавляет далее довольно странную мысль, – его мудрено определить на основании того, что он был и что он есть». Если нельзя определить чего-либо на основании того, что он был и есть, то неужели возможно определять на основании того, что он будет? Желая доказать, как Петербург нужен для России, в противоположность одной из прекрасных статей «Современника» (1837)[11], где сказано: «Москва нужна для России, для Петербурга нужна Россия», – автор заключает: «Нельзя отнять важного значения у Москвы, хотя и нельзя еще сказать, в чем оно состоит, значение Петербурга яснее пока a priori, чем a posteriori, оно в будущем». Автор начал статью с целью показать идеи Москвы и Петербурга и наконец приходит к тому, что Петербурга определить нельзя и что нельзя показать значения ни Москвы, ни Петербурга. Неужели идея может быть в том, что не имеет значения? или автор думает, что само слово идея до сих пор не получило никакого значения. Таким образом вся статья разрешается в полное ничтожество. Читателям, может быть, это покажется странным, но в самом деле, – ничто – единственно возможный вывод из статьи посредственной. Такого же рода статьи и заключает в себе «Физиология Петербурга» по собственному ее признанию.
11
Имеется в виду статья Н. В. Гоголя «Петербургские записки 1336 года», опубликованная в журнале «Современник», 1837, т. 7.