Ладно, завтра будет видно. Сегодня у меня — посещение «коллеги». После уроков у меня еще оставался вагон времени, и я решил заскочить в комиссионку. Рудик, правда, не звонил, но мало ли… И я покатил на улицу Дзержинского, к дому 17. Увидев меня, торгаш радостно заулыбался. Из чего я сделал вывод, что товар есть. Едва поздоровавшись, Рудольф поманил меня в подсобку, как и во всяком другом советском магазине заваленную коробками с дефицитом, и тут же выложил несколько стопок видеокассет.
— Ого! — сказал я. — Это все мне⁈
— Двадцать штук, — сияя, откликнулся торгаш. — Я хотел звонить тебе сегодня вечером, но если уж ты сам подъехал…
— И сколько с меня?
— Только тебе, как постоянному клиенту, — по четвертаку штука.
— Ладно, — поморщился я и полез за бумажником. — Завернуть есть во что?
— Я тебе коробку дам…
Пока я отсчитывал купюры, Рудик достал коробку и сложил в нее кассеты с фантастикой. Расплатившись с ним, я взял коробку и потащил ее в машину. Посмотрел на часы, убедился, что до встречи с трудовиком еще минут сорок. Зная, что Витек не слишком гостеприимный хозяин, я предпочел бы заранее перекусить. Для ресторана времени маловато, а вот в кафешку заскочить в самый раз успею. До «Диеты» от комиссионного магазина всего пара кварталов, и я направился туда.
Войдя внутрь, я подошел к раздаче, взял четыре пирожка и какао, и принялся искать свободное место за одним из столиков. Ну и опять увидел знакомую физиономию. Судя по отросшей щетине, мутному взору — гонорар уже закончился. Литейский классик снова скатился до дешевой кафешки, но еще не опустился до пивнушки. А значит, пока еще относительно вменяемый. И я потащил поднос к его столику. Миня кивнул мне, словно мы с ним только что расстались и даже освободил место для моей тарелки и стакана.
— Ну что, товарищ Третьяковский, гонорар уже заканчивается? — спросил его я.
— Не помню, я у тебя в долг брал? — вопросом на вопрос отозвался он.
— Брал, но вернул…
— А-а, ну тогда, значит, могу еще взять…
— Можешь, — подтвердил я. — Только у меня есть предложение получше.
— А — именно?
— Ты бросаешь пить, а я беру тебя на зарплату.
— А ты — кто?
— Неужто не помнишь, Миний Евграфович?
— Да нет, я прекрасно тебя помню, — пробурчал тот. — Ты каратист, физрук, хороший парень… Я в том смысле спрашиваю, как ты можешь меня взять на работу, если ты не главный редактор и не председатель Союза писателей?
— Я хуже, чем главный редактор, я хозяин города.
Это было шутка, и писатель догадался об этом. Он хмыкнул и покачал головой.
— Ха! Смешно… Хозяин города — это предгорисполкома… Не слыхал, чтобы Степанова переизбрали.
— А вот про работу я не шучу, — продолжал я. — Мне понадобится человек на должность ну, скажем, литературного секретаря.
— Собираешься писать мемуары или пособие по каратэ?
— Там будет видно… Ну что, согласен?
— И сколько ты мне положишь жалования?
— Для начала — двести.
— В месяц?
— Да, на время испытательного срока, — ответил я. — Если оправдаешь ожидания, может и подниму.
Глаза писаки загорелись, но он сразу стал набивать себе цену.
— Я за роман получаю до трех-четырех тысяч, за повесть — полторы-две, а за пьесу, с учетом постановочных, могу и до десяти заколотить!
— И сколько же ты времени тратишь на роман?..
— Год или два… Иногда больше.
— Давай посчитаем… Допустим, ты укладываешься в год и получаешь в итоге три штуки, то в месяц у тебя получаются те же двести пятьдесят рэ… Кроме того, я ведь не собираюсь тебе запрещать и дальше писать свои романы и пьесы, так что считай это дополнительным заработком.
— Ладно, уговорил… — проговорил Миня. — В таком случае, нельзя ли получить аванс?
— Можно. Только не забывай, что мое условие — бросить пить!
— Совсем? — уточнил классик.
— Запоями.
— Ну-у… это я тебе обещаю.
— Посмотрим, — сказал я, доставая бумажник и вынимая из него пятьдесят рублей. — Уйдешь в запой, уволю. И аванс заберу.
Третьяковский спрятал их в карман и деловито осведомился:
— Когда приступать?
— Дай-ка мне номер твоего телефона, — проговорил я, вытаскивая записную книжку и ручку.